года обогнала нашу маму и почти на пять лет — меня.
— Ваша сестра Ли Ингрид? — восторженно запищала девушка. — Я не могу поверить! Она же самый молодой автор поколения. Ее манхва "Далёкая звезда" такая романтичная. И не скажешь, что придумал ее подросток. А правда, что прототипами ее героев стали ваши родители и их история? А название — отсылка к имени-прозвищу главной героини? Звёздочка. Астра — значит "звезда". А далёкая — это намек на расставание.
— Да.
— А вы — тот самый Альтер? — Мирай восторженно запищала, а мне стало немного не по себе. — И как я сразу не поняла? Вы же сейчас копия Ли Каи — главного героя ее манхвы. Она его, как будто с вас рисовала. А все, правда, так и было?
Я посмотрел на Мирай, которая чуть ли не прыгала от восторга и, действительно, вспомнил ее. Доктор Ким нас представил друг-другу буквально вчера. Это же тот самый аспирант, который полетит со мной на Терру для финальной серии экспериментов. И как я мог ее забыть? Правда, в белом халате и со строгой прической она выглядела немного старше. А безумный энтузиазм в глазах был все тот же.
— Лера Ли, моя сестра — ребенок. Умный. Талантливый. Не по годам развитый. Но ребенок. Вы же не думаете, что она, действительно, знает, как было на самом деле. Даже мне они вряд ли рассказали все. Шла война. А война — это кровь, боль и ощущение беспомощности, отчаяние от того, что ты не можешь ничего изменить. Родители, стараясь оградить от этого ужаса хотя бы одного из детей, рассказали красивую сказку, где даже расставание на двенадцать лет кажется ужасно романтичным. А воссоединение…
— Было… сложным?
— Не то слово. Они же много лет любили воспоминания друг о друге. А воспоминание всегда прекрасно. У него не бывает плохого настроения и вредных привычек. В нем нет жизни, а потому и нет разочарований. Наши родители так свыклись со свой болью, что счастье стало для них настоящим испытанием. — И тут я осёкся. Чего это меня повело на откровения? У меня нет привычки делиться столь личными вещами с совершенно незнакомыми людьми.
Неужели небесно-голубые глазки Ли Мирай на меня так действуют?
Теперь девушка смотрела на меня серьезно и даже как-то грустно. Эта грусть совершенно не вязалось с ее улыбкой и легкомысленным образом.
Короткое белое платьице с кружевными вставками. Туфельки, тоже белые. Пара жемчужных заколок в золотистых волосах. В ушах сережки с подвесками в виде капелек из розового кварца.
На губах блеск "Перла" с эффектом "тысячи бликов". Не то, чтобы я так уж сильно разбирался в этом. Просто, Ингрид очень хотела получить его на день рождения и подробно проинструктировала меня о том, что именно надо покупать.
— Вы, наверное, считаете меня глупой и поверхностной. Но я понимаю, что в реальной жизни все не так… И помню войну. Все говорят, что я не могу этого помнить. Что я это все придумала. Но я помню… много того, чего помнить не хочу. Звук разрывающихся снарядов. Страх. Затхлый запах убежища. Холод. Кровь. Помню, как плакала моя мама, хотя она умерла, когда мне было всего два года. Помню крики. Они мне снятся по ночам. Я просыпаюсь. Пытаюсь вспомнить, кто же кричал. И не могу. Мне не помогает ни психотерапия, ни таблетки, ни даже гипноз.
— Я не считаю вас глупой.
— Все считают меня, — Мирай снова улыбнулась и продолжила почти весело. — Излишне эмоциональной фантазёркой, пытающийся привлечь к себе внимание. Я к этому уже привыкла. Мои воспоминания могут быть ложными. И я с этим даже соглашусь, если кому-то от этого хоть кому-то станет легче. Только от этого они не перестанут быть моими воспоминаниями. И вряд ли после этого уйдут из моих кошмаров. Поэтому манхва вашей сестры мне так понравилась. Она показывает ту войну не такой, какой помню её я. Там каждый рисунок пропитан нежностью, любовью и надеждой на будущее.
— Я не считаю вас ни глупой, ни поверхностной, — мне хотелось сказать это твердо. А получилось растерянно. — Я был непозволительно резок. Прошу прощения. Вы позволите в качестве извинений пригласить вас на ужин? Тут недалеко есть очень милое кафе. Мы с сестрой будем рады вашей компании.
— Ой, — смутилась Мирай. — Это не удобно.
— Ничего подобного. Мы все равно собирались поесть после данного мероприятия. Но обязан вас предупредить. О своей манхве Ингрид готова болтать часами. История создания. Эскизы. И даже мода того времени. Она погружена в это сильнее, чем мы в медицину.
Девушка робко улыбнулась. А я махнул рукой Ингрид, подзывая ее к нам.
— Здравствуйте, — как и положено хорошей девочке, произнесла приветствие сестрёнка, но лишь на это ее воспитания и хватило. Далее это юное создание выдало. — Тери, а это твоя подружка? Какая миленькая. А как ее зовут?
— Ингрид! — попытался я призвать сестру к порядку, но у меня это всегда получалось плохо. Она меня не слушалась, даже когда была совсем малышкой. — Веди себя прилично. Это моя коллега Ли Мирай. Мы вместе работаем.
— Над теми нанитами, которые умеют прятаться от лейкоцитов?
— Это очень грубое обобщение, но, да. Около двадцати процентов колонии нанитов погибает, сталкиваясь с клетками иммунной системы пациента. И это в лучшем случае. Иногда потеря доходит до пятидесяти процентов. Изготовление колоний — процесс, сам по себе, долгий и весьма затратный. Поэтому, если наниты начнут мимикрировать род клетки крови, нам удастся сократить потери и сделать операции дешевле.
— Вот так всегда. — Ингрид повернулась к моей спутнице и пожаловалась. — Он из любого разговора лекцию по медицине. У меня знаний об этом больше, чем у половины моих одноклассников. Лера Ли, а вы любите вафли? Я их обожаю. Прямо, как мама. Мы попробовали все вафли во всех кафе этого города. И с уверенностью могу сказать, что в "Провансе" лучшие вафли с шоколадным мороженным. Хотя, с кремом Каталана, тоже ничего.
— Я тоже люблю вафли, — робко ответила Мирай.
— Никаких вафель, пока вы не поедите нормально, — попытался я проявить строгость. Но когда на меня уставились две пары умоляющих глаз, я сдался. В конце концов зачем ещё нужны праздники, вроде этого фестиваля?
