в этом состоянии она пыталась брыкаться, только вяло так, будто неживая. Свин стянул с неё джинсы, потом трусики…
Моя рука мелко задрожала, в глазах все начало двоиться. Аоки был тут как тут, мягко положил ладонь на мой кулак, сдерживая импульс. Теперь он не отходил от меня, все время прижимая к креслу.
— Он так мерзко хрюкал… — скривился Эзуми. — Все хрюкал и хрюкал, когда пытался ей присунуть.
— Он это сделал?
— Что?
— Присунул этой шлюшке?
— Она извивалась как бешеная. Он все бил её в голову, но никак не мог… ну ты знаешь, попасть ей между ног. Это его сильно бесило. Он из этих извращенцев, которые не могут возбудиться без крови, понял? Тогда он бросил мне плетку. Сказал — «Бей эту яриман!».
— И ты бил.
— Ну, там не очень получалось. Он же сверху был. Так что я по лицу ей попал и по сиськам пару раз, так чтобы кровь пошла.
— Статуэтка.
Он промолчал.
— Статуэтка, — повторил я. — Ты её предложил Свину?
— Ну да, — кивнул он, шмыгая носом. — Hy а что, мать его, было делать? Мы возились и возились, она орала и не давалась, Свин все елозил… Он попросил эту статуэтку…
— Он врет, — шепнул Аоки и похлопал меня по плечу. — Иди.
Я показал жестом, что разговоров достаточно. Поднялся с кресла, налил в пиалу с зеленым чаем кипяток, подождал, пока в воздух поднимется пар с приятным запахом. Пригубил напиток и выдохнул.
В голове звучал голос Асуры, я никак не мог его оттуда выкинуть. Она шептала мне из воспоминаний, будто подталкивая к действию.
«Мир — холодный, но ты холоднее.»
Подошел к Эзуро и наклонился, чтобы он мог видеть моё лицо. Он отстранился в панике, не сводя глаз.
— Та телка в квартире… — медленно произнес я.
— Она из клана, я уже понял… — выдохнул он трагично.
— Она моя девушка. Я выясню всю правду о том, что вы с ней делали. Когда ты рассказываешь, мне становится больно, это так стремно, что и не передать. Внутри что-то болит, прикинь? Я буду пытать тебя, пока ты не поймешь эту боль.
В его глазах появилось понимание, потом страх. Животный, чистый, как лицо ангела, прекрасный, неподдельный ужас. Он говорил и говорил, пытался меня переубедить, но я слушал не его.
«Если нет другого света, мотылек летит в огонь, так? Ты важен для меня, Икари…»
Я взял чайник.
«Наше последнее лето.»
Разрезал клейкую ленту на его запястье, освободил ладонь, открыл крышку чайника и засунул его руку по кисть в кипяток. Комната заполнилась его воем, хриплым и безудержным, в воздух поднялся пар с едким запахом вареного мяса.
Я смотрел, как каждая мимическая мышца на лице напряглась, как в крике кривится рот, как лопаются капилляры на глазах, и получал удовольствие от этого зрелища.
Он так и отключился, с открытым ртом и широко распахнутыми глазами. Я даже подумал, что сердце не выдержало болевого шока, проверил пульс. Нет, ублюдок был ещё жив.
Я убрал чайник на столик, красную обожженную руку привязывать не стал, она все равно теперь была лишь мертвым придатком.
Спокойно покурил у окна, глядя на луну, что вынырнула из облаков. Телефон разрывался от звонков, но я его игнорировал. Знал, что они хотят меня остановить, выторговать Эзуро жизнь взамен информации.
Нет, он сделал со мной что-то. Когда образ истерзанной на кровати Асуры появлялся перед глазами, я понимал, что другого пути нет. Моя злость искала выход, и выход сидел без сознания на этом чертовом стуле.
Я сунул ему под нос нашатырный спирт, дождался, пока рожа скривится, и он начнет приходить в себя.
Услышав болезненное кряхтение, затушил бычок ему об грудь, вызывая новую волну криков и извиваний.
— Пора просыпаться, солнышко, — изрек я, показывая щетку. — Эта ночь будет долгой. Самой долгой в твоей жизни.
Он кричал, проклинал меня и умолял остановиться. Но я не внял мольбам. Мольбы — это к Ангелу, а я… Я больше не заключаю сделок.
Колыбельная для убийцы — часть 3
Хорошо, что я не отрезал ему нос, иначе сложно было бы приводить в чувства каждый раз, когда ублюдок отрубается.
— Тебе придется это выпить, — показал я пленнику горсть таблеток.
— Что это? — панически дыша, спросил он.
— Обезболивающие анальгетики, седативные, спазмолитики, сердечно-сосудистые препараты. Это поможет тебе не откинуться раньше времени. Видишь ли, сердце может не выдержать нагрузки.
— Нет, я не буду…
— А тебя кто-то спрашивает? — хмыкнул я и силой запихал лекарства ему пасть. Нажал на кадык, провоцируя глотательное движение. — Вот так, не стоит пренебрегать здоровьем. Ах да, и ещё одна просьба.
— Кхе… фуух… какая?
— Не обосрись.
— Что?
— Не наложи в штаны, говорю! Такое случается иногда. Если обгадишься, мне придется работать в вони, а я этого не люблю. Так что держи очко туже, иначе засуну твой член в чайник, понял?
— Сумимасэн, таному ё! Остановись!
— Нет.
Я взял щетку и вернулся к расчесыванию. Железная щетина мягко ходила по телу, будто губка, оставляя на коже глубокие борозды.
— Ты бил её ногами, — повторял я, усердно натирая его спину, — хлестал её плетью, как собаку…
— Пошел ты! Синдзимаэ! — выл от боли якудза.
— Смотрел, пока жирный извращенец раздевает её…
— Дзаккэнаё!!!!!!
— Ждал, пока он её изнасилует, пытался ему помочь…
— Тикусё, тикусё, тикусё…. Хватит, я больше не могу, хватит!!!
Спина стала ярко-красной, словно ранний рассвет. Я исступленно рвал плоть вдоль и поперек, она легко поддавалась, как холст. Кожа соскабливалась, рвалась и слезала пластами.
Татуировки больше не было видно. Кровь стекала алыми водопадами по широкой спине, образовывая потеки на его брюках, сбегала по ножкам стула на пол, обращаясь в лужицы.
Я остановился, вытирая испарину со лба. Эзуро плакал, повесив голову. И откуда у него силы на слезы⁈
Щетка полетела в угол, я устало расстегнул пуговицы и снял рубашку, чтобы не мешалась. Она была покрыта грязью и кровавыми разводами, лишь я избавился от одежды, сразу стало легче. Воспользовавшись паузой, я осмотрел порез на боку, про который успел забыть. К черту, потом займусь, времени на самолечение нет.
— Готов продолжать? —
