из уст моего благоверного? И когда вдруг научился? Пусть не врет, всё нормально у нас сексом было. Естественно, пока разгребали оба завалы, он сам на работе пропадал, пока Юленька никак не сваливала из его квартиры. Как же так, ей некуда деться, ждали пока уедет из города. Когда Юля покинула его квартиру, тогда я успокоилась.
А потом они город отстраивали, потом подготовка к свадьбе, учеба, параллельно продолжила работать в управленческом центре, Дима, конечно, злился. Предлагал местечко у себя в качестве секретарши. А мне не хотелось от него зависеть. С одной стороны — мы бы смогли больше времени проводить вместе в течение дня, но с другой стороны — мне там развиваться негде. До конца жизни ему кофе носить?
К тому же, несомненный плюс. В конце рабочего дня мы созванивались и начинали отсчет, кто первый приедет домой, тот рассказывает Денису сказку на ночь или моет посуду, или делает ночью эротический. Когда на кону стоял последний вопрос, мы оба приезжали гораздо позже обычного.
Со всеми остальными Дима держал панцирь-защиту, чтобы его ранили, а у нас дома в пианино раскрывался и позволял нам четверым видеть его другим. Нашему старшему два года и три месяца Денис — в честь деда Димы, кстати по фотографиям муж копия своего родственника. Младшему — полгода и зовут его Демид.
Мама Димы пищит от восторга при виде малышей. Я не узнала эту женщину, отношения с ней поначалу не складывались, было немного неудобно. Но потом, когда родился Денис, свекровь с огромным энтузиазмом начала помогать с мальчиками. И сейчас постоянно нянчилась с ребятами. Меня иногда посещала глупая мысль, если бы я не кормила грудью Демида, меня бы уже давно отправили куда-нибудь подальше, чтобы не мешала.
Ладно, это у меня материнская ревность срабатывала порой, а Дима и рад был вниманию мамы. Наверное, счастлив, что его мать «ожила» и с непередаваемой любовью занялась внуками. Поэтому свою ревность я заталкивала пинком глубоко в себя и улыбалась тому, что муж рад.
Я невольно вздрогнула, когда в кабинет постучались и тетушка секретарша с улыбкой побеспокоила нас. Начиналось время собрания большой шестерки. Я напоследок поцеловала Диму и встала с его колен. Напомнила об ужине вечером, сегодня пять лет, как стала Анной Хаски. Сначала было ужасно жаль расставаться с фамилией Вильмонт, но потом подумав пришла к выводу, что буду каким-то отростком, если оставлю двойную фамилию. Дети будут Хаски, муж — Хаски, а я — Вильмонт — Хаски, как не дочлен семьи.
Надела очки, скрываясь от яркости солнца в девять утра, В такое время птицы пролетали и чирикали над головой, парк возле корпорации восстановили. Здесь вновь гуляли мамочки с колясками и бегали маленькие сорванцы. Но на фоне природных звуков, таких как шелест деревьев и пение птиц, на весь город раздавался громкий стук молотков. Арзонт только на половину отстроили, остальную часть по-прежнему ремонтировали. Десятилетие восстановительных работ. Наверное эти года и войдут в историю, как десятилетие возрождения Немийцев.
Насколько знаю, медицинские центры не стали восстанавливать. Удивлялась, спрашивала почему? Колец мы больше не носили. Дима отвечала коротко и насмешливо — принуждение это зло, и решать кому и что делать не вправе никто другой. А зверята именно этим и занимались — приказывали другим. А потом после громких, пафосных фразочек Дима начинал смеяться и утверждал, что если кое-с кем он не был настойчив, то мы бы никогда не были вместе.
Мама Ангельского вмиг изменилась после случившихся событий, точнее после известий о смерти сына, осунулась, стала спокойнее, больше не кричала на сотрудников. Незаметно нашли общий язык и она со временем меня повысила. Я заняла место Миши. Отвечала за сбор налогов по всему Арзонту и, если происходили какие-то проблемные ситуации приходилось разгребать мне. Взяла себе все организации Димы и пинала его. Это весело… хочешь не хочешь, а ему приходилось со мной считаться и точно в срок уплачивать. Никаких поблажек, мне кажется, я с ним еще строже и вреднее была. А ему ничего не поделаешь, на женщину не наорешь, мог конечно, дома побубнить немного, а потом всё равно утаскивал к себе на колени, как осьминог, ни рукой ни ногой не пошевелишь, и тискал, как плюшевого мишку. Мне надо определенно родить ему дочь, чтобы тискал ее.
С мальчиками Дима — серьезный папочка, приходил с работы и у них обязательно следовало десять минут разговоров по душам. Первый раз, когда меня пнули из комнаты, даже думала обидеться, а потом тихонечко посмеивалась над их «мужскими разговорами». Что-то им рассказывал Дима тихо по ночам, а они его слушали завороженно. Я втайне надеялась, он им не кровавую историю рассказывал?
Дима с серьезным лицом пытался Денису что-то рассказать, тот коверкал слова, но понять можно, о чем говорил. А Демид завороженно слушал папу и сосал соску, того и гляди выронит ее, забывал порой о ней.
О чем они болтали, Дима не рассказывал, молчал, как партизан.
Так и представляю Димин голос: «Мальчики, если вам сломали вашу игрушку в песочнице, обидчиков надо сразу наказывать, чтобы неповадно было впредь вас обижать! Берете лопату и хрясь по голове обидчика. Гарантировано — больше не подойдут. И не волнуйтесь, папа и дедушки вас отмажут.»
Я после их мужских бесед очень долгое время ходила по дому и хихикала сама с собой.
Малышам нравился папин голос, признаюсь, мне тоже жутко нравился. Особенно, когда на ушко шептались всякие извращенные мыслишки, аж колени подгибались и норовили упасть на горизонтальную поверхность и раздвинуться. Уххх…. Польски… гад, помешал.
А сейчас я направлялась в поместье Хаски, отныне там на постоянной основе проживала мама Димы. Специально переехала в тот дом, чтобы, как она выразилась, мальчики дышали свежим воздухом. У них же поместье окружено со всех сторон почти лесом, ну посадкой можно сказать и это считается свежим воздухом?! И сегодня пока я сбежала к Диме повидаться, она с мальчиками гуляла на пруду.
Вечером собралось двойное семейство для празднования пяти лет нашей свадьбы. Кто смог, тот и прибыл, конечно, не всем огромным составом наших семей, но уже что-то.
Я стояла с Демидом возле обеденного стола. Малыш жутко любил сидеть у меня на руках и надо было обязательно ходить с ним и укачивать, а он как обезьянка передо мной повис, я его под попкой поддерживала. Ножками болтал, и меня в упор разглядывал, как какой-то экспонат, его голубенькие, внимательные глазки всегда, как лазеры, прожигали насквозь.
