черт. И понимаю, проснись я сейчас с каким-то официантом, я бы его притопила!
Стоя под душем остервенело тру спину мочалкой, пытаюсь восстановить события вечера и ночи, выходит урывками. Граф уговаривал остаться, осыпал комплиментами, я отказалась. «Замужем-замужем-замужем», — объясняла ему, а он лишь пожимал плечами, дескать — и что?
После душа долго сживаю молоко и истошно рыдаю от тоски по дочке. Накатывает волнами — тяжелыми, рвущими сердце. Я так хочу к ней! Скулю. Обнять, к груди прижать мое солнышко. Увидеть ее улыбку и целовать, целовать пухлые щеки!
Приведя себя в относительный порядок, обуваюсь в прихожей. Чувствую странный неприятный запах, проверяю ванную — не прорвалась ли труба с канализацией — но нет, всё в порядке.
И только открыв дверь, понимаю, в чем дело — у моей двери в розовой коробке лежит сюрприз. Да, то самое.
Написано крупно на французском: «Шлюхе Ане Февраль».
Качаю головой, захлопываю дверь и набираю Дмитрия.
Телохранитель наводит шороху, с администратором отеля они прослеживают по камерами и без труда вычисляют, кто оставил посылку.
Услышав имя сжимаю зубы.
Вот черт.
Колéт. Из-за секундного помешательства мне объявила войну девушка графа.
* * *
Вкалываю до самой ночи. Каждую свободную минуту пишу Максу что-нибудь, он отвечает через раз, занят, наверное.
Сомнения иногда накатывают, терзают — знаю, что его бывшая большая любовь оставила мужа, и наконец-то свободна. Если он захочет, то… стоит руку протянуть. Наверное.
Новость о том, что я остаюсь в Париже еще на неделю, ради съемки рекламы для нового аромата Кристофа, Максим воспринимает спокойно. Сообщает ему Иван, который делает это четко, емко, в цифрах. Я понимаю умом, что это еще одна неделя — совсем мало времени. Что это работа, огромные деньги, контракт, который расторгнуть не имею права — на вечеринке всё подписали.
Но в глубине души огорчаюсь. Наверное, мне бы хотелось, что Максим разозлился и рявкнул лететь домой немедленно.
На кону слишком большие деньги. Мы все ведем себя разумно.
Колéт мельтешит то тут, то там. К следующим выходным девушка становится чуть ли не моей тенью, то булавкой уколет, то краской обольет, то пролезет в номер и выключит отопление — мелкие пакости, которые выбешивают меня, но веселят Кристофа и Рибу.
— Это же Колéт! — повторяют они. — Она темпераментная!
«Она ненормальная, еще и наркоманка», — думаю я про себя, опасаясь, как бы та не вытворила что-то посерьезнее. В погоне за графом, его славой и деньгами, бешеной темнокожей анорексичке может прийти в голову и кислотой плеснуть.
К концу следующей недели ощущаю неимоверную усталость и одно желание — попасть домой.
Свекры и няня по-прежнему присылают фотографии и видео о каждом шаге Виты. Максим звонит каждый день, но говорим не так много. Он всё время занят, и из-за этого я тоже переживаю.
В субботу мы летим в Испанию на последние съемки рекламы духов. И так выходит, что эта сумасшедшая сидит позади меня в самолете, и всю дорого пинает в спину. Проливает на ногу как бы случайно кипяток. Мажет макушку тушью.
Господи, ей двадцать три или семь?!
Граф спускает любовнице всё, может, правда ее так любит, или до сих пор обижен, что я не разделила с ним триновский экстаз. Иван просит не обращать внимания и вести себя как взрослая — впереди сложные съемки, но в конце первого же дня я впадаю в истерику.
Сказывается одиночество, потому что Макс не звонит. И когда я обнаруживаю, что эта дура Колéт пробралась в мой номер и перепачкала платье для вечеринки в старинном замке, сжимаю кулаки и рычу.
Сегодня свадьба какого-то известного бизнесмена, будет много гостей. Мы весь день снимали, я ощущая себя выжатым лимоном, но идти надо. Это в рамках рекламной компании.
Иван за час находит подходящий наряд, он не верит, что прошлый испортила Колет, или ему выгодно не верить. Ругает меня и просит относиться к дизайнерским шмоткам внимательнее.
Еще четыре дня. Четыре дня работы и домой.
Колéт встречает у входа и толкает меня плечом. Я делаю знак, что надо поговорить. Мы проходим в небольшую комнату, закрываем дверь. Начинаю объяснять, что не собираюсь вмешиваться в ее отношения, но она как с цепи срывается: кричит, топает ногами, французская абсценная лексика ручьем льется. Я такое уже видела у девочек, похоже на ломку. Полностью неадекватное поведение.
Пытаюсь на английском и ломаном французском пояснить, что замужем, что мне ее граф не нужен, и ничего с ним не было и не будет.
Она достает баллончик с краской и пшикает на меня. Осознаю, что очередное платье безнадежно испорчено. Краска попадает на руку и щиплет. Тут уж терпение лопается!
И я зверею. Вспоминаю себя маленькую с этими пирожными, которые бросили в грязь. Вспоминаю, как меня булили дворовые дети, пока пыталась договориться по-хорошему. Вспоминаю свою маленькую доченьку, которую так рано отлучили от груди и разлучили с мамой ради этих гребанных духов!
— Ну держись, сука, — говорю четко и на русском. И кидаюсь на мерзавку.
Такого француженка не ожидала. Я зажимаю ей рот, чтобы не визжала, и вцепляюсь в волосы. Да, у меня хорошие манеры и выдержка — Максим за этот год постарался обучить всему, что знал и умел. Но помимо жены депутата я еще и деревенская девка, которая сама выбилась из нищеты.
Снимаю с Колéт чистое платье и надеваю сама.
Вытираю руки салфетками.
У Колет разбита губа, она полусидит на полу, пялится ошарашенно.
— Только, блядь, подойди. У нас в Упоровке за такое живьем закопать могут! — рявкаю я, и она сжимается.
Выхожу из комнатки и заворачиваю к выходу, но тут меня встречает Иван, хватает за талию и тащит в гостиную! Праздник в разгаре. Пихает к какому-то мужику, представляет, видимо, стараясь заключить новый контракт. А меня трясет.
— У тебя новое платье? — переспрашивает Иван.
— Это долгая история. Мне надо вернуться в гостиницу как можно скорее.
— Ты никуда не пойдешь.
В этот момент я вижу, как мелькает вдалеке Колéт в белом халате, тычет пальцем в меня. Граф несется за ней.
Качаю головой и зажмуриваюсь. Домой. Как я хочу домой.
Какая-то женщина, пролетая мимо, кричит на меня на французском и явно угрожает. Я теряюсь. Зажимаюсь. Вижу, что многие смотрят, обсуждают, шушукаются. Дмитрий ждет в машине на парковке, но даже он не увезет меня в аэропорт.
«Ты мне нужен», — пишу. Одной до машины идти страшно.
От мысли, что впереди четыре плотных дня съемки, — хочется белугой выть. Ко мне
