показала мне этот вид в Подземном мире. В этот офис мог войти кто угодно.
Она хихикнула.
— И что бы ты сделал? Любому, кто увидел меня?
— Я не знаю, — признался он, провел пальцем под ее подбородком и приподнял ее голову так, что их глаза встретились. Он хотел убедиться, что она осознала весомость его слов.
— Это тебя напугает.
Она вздрогнула, и он знал, что она поняла. Он не мог предсказать, как он отреагирует. Это могло произойти одним из двух способов — он мог бы счесть это случайностью и забыть, или он дал бы волю насилию, которое таилось под его кожей, жестокости, которая была пропитана его кровью.
Через мгновение он привлек Персефону к себе и отнес ее к огню, затем поставил на ноги. Она подняла руку, пальцы скользнули по его губам.
— Чего ты хочешь? — спросила она.
— Тебя, — сказал он. — Всегда тебя.
Они снова поцеловались, и Персефона сняла пиджак Аида. Их руки столкнулись, когда они оба расстегивали пуговицы на его рубашке. Вскоре он тоже был обнажен, и они вместе опустились на колени на пол. Когда они стояли на коленях друг перед другом, рука Аида скользнула между ее бедер. Он дразнил ее отверстие, погружая пальцы в ее теплую, влажную плоть. Другая рука обвилась вокруг ее талии, и он соединил их тела воедино, двигаясь глубже в ней, используя один палец, затем два. Ему нравилось чувствовать ее, то, как участилось ее дыхание, ее крики удовольствия. Прошло совсем немного времени, прежде чем он перевернул ее на спину, раздвинул ее ноги так широко, как только мог, и лизал ее, сосал ее, дразнил ее. Ее руки запутались в его волосах, и она прижалась к нему, двигая бедрами, и когда она кончила, она выгнула спину, ее руки впились в его кожу головы, и он пил ее, хлеща языком, чтобы уловить каждую частичку ее сладости. Когда он закончил, он взобрался вверх по ее телу и скользнул в нее. Устроившись между ее ног, он не сразу пошевелился. Он смотрел в ее глаза, проникал в ее душу, видя свою жизнь с ней, их будущее, не просто как короля и королеву, но как любовников.
Он убрал волосы с ее лица. Он прилип к испарине, которая блестела у нее на лбу, прежде чем поцеловать ее в губы.
— Ты прекрасна, — сказал он и приподнялся на цыпочки, входя глубже.
Она вздохнула и выдохнула.
— Ты тоже, — ответила она.
Он усмехнулся и вышел, головка его члена едва вошла в нее.
— Я думаю, ты сходишь с ума от удовольствия, дорогая.
Она поджала губы, а затем ответила:
— Да.
Она прерывисто вздохнула, когда он снова вошел в нее.
— Но я всегда считал тебя красивым. Красивее любого мужчины, которого я когда-либо видела.
Он продолжал двигаться, и они продолжили этот непринужденный разговор, и Аиду пришла в голову мысль, когда он смотрел в ее сверкающие глаза, что в том, как они сошлись на этот раз, было что-то другое, что-то более глубокое, темное и даже более интимное.
— Я никогда не забуду, что я почувствовала, когда впервые увидела тебя, — сказала она.
— Скажи мне, — настаивал он.
Несмотря на тепло костра неподалеку и капли пота, выступившие на их коже, она задрожала.
— Я почувствовал на себе твой взгляд, как будто руки касаются всего моего тела. Я никогда не чувствовала себя такой пылающей. Мне никогда не было так страшно.
— Почему страшно? — спросил он.
Он наклонился ближе к ее губам, и она пошевелилась, ее ноги раздвинулись еще шире, чтобы приспособиться к его движениям, темп которых увеличился.
— Потому что… — начала она, а затем сделала паузу. — Потому что я знала, что могу полюбить тебя, а я не должна была.
Губы Аида накрыли ее губы, и показалось, что его грудь раскрылась, и все его мысли и чувства излились в нее. Его темп ускорился, и после этого они затихли, даже их стоны и вздохи были тихими, пока они не достигли кульминации, накатывая волнами и обрушиваясь в кучу конечностей, дыхания и пота.
Аид перекатился на спину, и Персефона прижалась к нему, положив голову ему на грудь.
— Твоя мать ненавидит меня, — сказал Аид.
— Если она узнает, что ты здесь, она накажет тебя.
Персефона перекатилась на него и села, оседлав его тело. Его глаза загорелись, когда ее влажный и набухший центр обхватил его твердеющую плоть.
— Только если она узнает, — ответила она.
— Я всегда буду твоим секретом?
Спросил Аид, изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало так, как будто он дразнил, но в его вопросе был настоящий вызов, потому что ее ответ сказал бы ему о том, что она думает об их будущем.
Вот только она не ответила.
— Я не хочу говорить о своей матери, — сказала она, ее пальцы переплелись с его, бедра прижались к его бедрам, и Аид не стал давить. Он не хотел упускать этот момент — то, как она завела его руки за голову и склонилась над ним, то, как ее груди подпрыгивали, когда она насаживалась на его член, то, как она скакала на нем, пока не устала двигаться. Тогда ему пришлось взять контроль, поднявшись в сидячее положение, чтобы он мог прижать ее тело к своему и продолжать создавать это восхитительное трение, которое доводило его до крайности, пока его разум не стал блаженно пустым, а его опасения за их вечность не были забыты.
ГЛАВА XXVI
ПОЕЗДКА ВСЕЙ ЖИЗНИ
— Почему я пригласил ее на свидание? Я ничего не знаю о свиданиях, — сказал Аид, недовольный собой. Это было спонтанное решение, момент, когда он чувствовал себя окрылённым, счастливым и снисходительным. Он хотел дать Персефоне все, даже немного нормального.
— Потому что ты хочешь провести с ней время, узнать ее получше, — сказала Геката. — За пределами спальни.
Аид раздраженно взглянул на нее.
— Я знаю ее.
— Какой у нее любимый цвет?
Геката бросила вызов.
— Розовый, — сказал Аид.
Геката поджала губы.
— Любимый цветок?
— У нее его нет, — ответил Аид. — Она любит все цветы.
— Чем она занимается в свободное время?
— Какое свободное время? — спросил он. Она была так занята; она ходила с занятий на работу к нему. Несколько раз он заставал ее в библиотеке, свернувшейся калачиком в одном из кресел, спящей с книгой на коленях.
— Что она ненавидит больше всего?
Аид слегка улыбнулся.
— Нашу сделку.
— Ты любишь ее?
— Да, — без колебаний ответил Аид. Он знал это с той ночи после бани.
— Ты сказал
