признавать его, если автор ограничился указанием лишь нескольких черт.
2. Глупо не восставать против предрассудков театральности, когда сама жизнь (состоящая из действий, бесконечно более неловких, регулируемых и предвидимых, нежели те, что разворачиваются в поле искусства) – по большей части антитеатральна, но даже в этом поле предлагает бесчисленные сценические возможности.Всё театрально, когда оно имеет смысл.
3. Глупо потакать примитивности толпы, которая хочет увидеть в конце триумф симпатичного героя и поражение несимпатичного.
4. Глупо заботиться о правдоподобии (это абсурдно, потому что ценность и гениальность никогда с ним не совпадают).
5. Глупо пытаться мелочной логикой объяснить всё представленное, когда даже в жизни нам не удаётся схватить событие целиком, со всеми его причинами и следствиями, потому что реальность вибрирует вокруг нас, осаждая нас шквалом фрагментов событий, соединяющихся между собой, вставляющихся одни в другие, неясных, запутанных, хаотичных. Например: глупо изображать на сцене спор между двумя людьми последовательно, логично и ясно, тогда как наш жизненный опыт схватывает только обрывки спора, который наша современная жизнь застаёт на мгновение в трамвае, кафе, на вокзале, и который наш дух запечатлевает как динамичные фрагментарные симфонии жестов, слов, шумов и света.
6. Глупо подчиняться диктату нарастания, приготовления и максимального эффекта под конец.
7. Глупо позволять навязывать собственной гениальности бремя техники, которую любой (даже слабоумный) может освоить благодаря учёбе, практике и терпению.
8. Глупо отказываться от динамичного прыжка в пустоту тотального творчества за пределами любых изученных областей.
ДИНАМИЧНЫЙ4
то есть рождённый в импровизации, молниеносной интуиции, впечатляющем обнаружении актуальности. Мы верим, что ценность вещи определяется её неожиданностью (часы, минуты, секунды), а не длительной подготовкой (месяцы, годы, века).
У нас есть непреодолимое отвращение к работе, сделанной за письменным столом априори без учёта среды, в которой она должна быть представлена. Большинство наших работ написано в театре. Театральная среда – это неисчерпаемый резервуар нашего вдохновения: фильтрующее нашу чувствительность круглое магнетическое ощущение от пустого театра, позолоченного и окрашенного утром, во время репетиций усталого ума; интонация актёра, вдруг натолкнувшая нас на возможность надстройки над парадоксальным скоплением мысли; движение фонов, которое даёт начало нашей симфонии света; телесность актрисы, порождающая в нашей чувствительности замыслы гениальных полнокровных идей.
Мы ездили по Италии во главе героического батальона комиков, навязывая публике «ЭЛЕКТРИЧЕСТВО»5 и другие футуристские синтезы (вчера ещё живые, но сегодня – нами преодолённые и осуждаемые), которые были революциями, заключёнными в тюрьму залов. От концертного зала Гарибальди в Палермо к Даль Верме в Милане. От яростного массажа толпы выравнивались морщины итальянских театров, они смеялись с содроганием землетрясения. Мы братались с актёрами. Потом бессонными ночами в дороге мы дискутировали, поочерёдно бичуя нашу гениальность, в ритме туннелей и станций. Наш футуристский театр ни во что не ставит Шекспира, но высоко ценит пересуды комиков, засыпает на репликах Ибсена, но воодушевляется красными и зелёными отблесками кресел. Мы добиваемся абсолютного динамизма через взаимопроникновение различных пространств и времени. Напр<имер>: если в драме «Больше, чем любовь» важные события (как убийство владельца игорного дома) не показываются на сцене, но рассказываются с полным отсутствием динамики, если в первом действии «Дочери Джорио» события разворачиваются в одной сцене без пространственно-временных скачков, то в футуристском синтезе «Симультанность»6 два пространства пронизывают друг друга, а симультанное действие объединяет множество разных времён.
АВТОНОМНЫЙ, АЛОГИЧНЫЙ, ИРРЕАЛЬНЫЙ Футуристский театральный синтез не будет подчиняться логике, в нём не будет ничего фотографического – он будет автономным, похожим только на себя, берущим элементы реальности и соединяющим их по своему усмотрению. Как для художника и музыканта существует рассеянная во внешнем мире более ограниченная, но интенсивная жизнь цветов, форм, звуков и шума, так и для человека, наделённого театральной чувствительностью, существует реальность, отличающаяся неистовой осадой нервов: её образует то, что называется театральный мир.
Футуристский театр происходит из двух живейших направлений футуристской чувствительности, определённых манифестами «ТЕАТР-ВАРЬЕТЕ» и «ВЕС, МЕРЫ И ЦЕНЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ГЕНИЯ»: 1) нашей безумной страсти к современной жизни, быстрой, фрагментарной, элегантной, сложной, циничной, мускулистой, мимолётной, футуристской, 2) нашего самого современного понятия искусства, в котором никакая логика, традиция, эстетика, техника или своевременность не означают гениальности, а главной заботой художника является создание синтетического выражения мысленной энергии, которое будет иметь АБСОЛЮТНУЮ ЦЕННОСТЬ НОВИЗНЫ.
Футуристский театр сможет вызвать у зрителей восторг, он заставит их забыть монотонность повседневной жизни, заведя их в лабиринт ощущений, отмеченных крайней оригинальностью и сочетаемых самым неожиданным способом.
Футуристский театр станет ежевечерней гимнастикой, которая натренирует дух нашего народа, приучит его к быстрой и опасной отваге, необходимой в этот футуристский год.
ЗАКЛЮЧЕНИЯ:
1) полностью отменить технику, под бременем которой умирает пассеистский театр;
2) ставить на сцене все открытия (пусть самые неправдоподобные, странные и антитеатральные), которые наш гений осуществляет в подсознании, неизвестности, чистой абстракции, умозрении, фантазии, рекорде и физикофолии. (Напр<имер>: первая драма вещей Ф. Т. Маринетти «Они приходят», новое течение театральной чувствительности, открытое футуризмом);
3) симфонизировать чувствительность публики, любым способом пробуждая её самых вялых отпрысков, разрушая предвзятость рампы, расставляя сети ощущений между сценой и публикой, заполняя сценическим действием партер и зрителей;
4) братски дружить с комиками, одними из немногих, кто думает и избегает любого деформирующего культурного усилия;
3) упразднить фарс, водевиль, литературный эскиз, комедию, драму и трагедию, чтобы создать на их месте многочисленные формы футуристского театра: реплики на свободе, симультан-ность, взаимопроникновения, театральные симфонии, инсценированное ощущение, веселье разговора, негативное действие, повторяющаяся эхом реплика, сверхлогическая дискуссия, синтетическая деформация, просвет науки…;
6) через непрерывный контакт устанавливать между нами и толпой поток доверия без почтения, так чтобы сообщить нашей публике динамическую оживлённость новой футуристской театральности.
Вот наши первые слова о театре. Наши первые и театральных синтезов (Маринетти, Сеттимелли, Бруно Корры, Р. Кити, Балиллы Прателлы) были триумфально представлены публике Этторе Берти и его Компанией в переполненных залах Анконы, Болоньи, Падуи, Венеции, Вероны1. Скоро у нас в Милане будет огромное металлическое здание, оборудованное самой сложной электромеханикой, которое позволит нам осуществить на сцене наши самые смелые замыслы.
Ф.Т. Маринетти, Э. Сеттимелли, Б. Корра
11 января 1915
52. Футуристская реконструкция Вселенной
Технический манифест футуристской живописи и предисловие к «Каталогу футуристской выставки в Париже» (подписанные Боччони, Карра, Руссоло, Баллой и Северини), Манифест футуристской скульптуры (подписанный Боччони), манифест «Живопись звуков, шумов и запахов» (подписанный Карра), книга «Живопись и скульптура футуризма» Боччони и книга «Войнаживопись» Карра отражают развитие футуризма в живописи за 6 лет как преодоление и затвердение импрессионизма, пластический динамизм и изображение атмосферы, взаимопроникновение планов и состояний души1. Слова на свободе Маринетти и Искусство шумов Руссоло основывают лирическое восприятие
