сложно, — согласился Эджертон. — Но если бы мы знали о планах русских, мы бы подготовились! Почему мы о них не знали?
— Русские скрытные, — вздохнув, произнёс Бреннан.
— Что? — не сдержавшись, воскликнул премьер-министр. — Вы это серьёзно? Глава британской разведки оправдывает плохую работу своего ведомства тем, что русские скрытные? По-вашему, они должны налево и направо всем рассказывать о своих планах, чтобы вам было легче работать?
— Я имел в виду, милорд, что нам так и не удалось до сих пор внедрить наших агентов в высшие эшелоны российской власти. И завербовать там никого не удалось. А решение об этой операции, скорее всего, было принято на самом верху и держалось в тайне до последнего. Поэтому мы это пропустили.
— Вы да, а немцы нет! Они ждали гостей! Выходит, немецкая разведка лучше, раз они смогли получить информацию о планах русских, а вы нет?
— Мне очень жаль, милорд, — ещё раз вздохнув, произнёс глава МИ-6.
— Я так завтра и передам королеве, что Вам очень жаль, — с ехидцей произнёс премьер-министр. — И знаете, что мне на это ответит Её Величество?
— Нет, милорд.
— А я Вам скажу, потому что знаю. Королева в очередной раз напомнит, как опасна для всего мира, и в первую очередь для Британии, невоюющая Россия! Потому что, когда Россия не воюет, она развивается! И рано или поздно она станет сильной настолько, что сможет бросить вызов нашей стране. Вы это понимаете?
— Да, милорд.
— Поэтому Россия должна воевать и слабеть! Мы должны сделать всё от нас зависящее, чтобы втянуть русских в одну из этих войн: или в гражданскую или со Священной Римской империй. А лучше сразу в обе!
— Немцы слишком осторожны, они сделают всё, чтобы избежать войны с Россией.
— А для чего Вам Польша? Эта страна создана для того, чтобы провоцировать Россию. Это её историческое предназначение! Так используйте её! У Священной Римской империи договор с Польшей. Если поляки начнут войну, немцам придётся подключиться. Работайте! Раздувайте! Давите на Польшу! В конце концов, для чего мы тратим столько денег на подкуп польских элит? Скоро империя переварит Польшу, и та в очередной раз исчезнет с карты мира, так пусть на прощание послужит нам ещё раз!
— Мы бросим на это все силы, милорд! — заверил премьер-министра глава разведки.
Но Эджертон его уже не слушал, он обращался к британскому консулу в Санкт-Петербурге:
— А Вы, милорд, давите на Петербург! Раз уж упустили удобный момент, теперь исправляйтесь. Работайте с русскими эльфами! Надо, чтобы кто-то начал военные действия. Начнут эльфы — там и немцы подключатся. Начнут поляки и империя — подключится Петербург. Потому что все понимают: двумя фронтами будет проще и легче. А там и третий фронт в Карелии откроем, финны тоже почти созрели. Но надо, чтобы кто-то начал первый.
— Мы работаем над этим, милорд, — ответил Карингтон. — Но к сожалению, Седов-Белозерский проявляет упорство. В его окружении есть эльфы, готовые нас поддержать, но он сам непреклонен. Не идёт на контакт и сотрудничество.
— Я больше не хочу слышать об этом Седове-Белозерском!
— Но он действительно очень упрям.
— Это не он упрям, это Вы плохо работаете, милорд! — отрезал премьер-министр.
*****
Я еле дождался завтрака. Очень уже мне хотелось поговорить с бабушкой. Я собирался сделать это ещё накануне, после допроса фон Лангермана, но не получилось — после разговора с бароном бабушка сразу же куда-то уехала. Когда она вернулась, я не знал, но судя по тому, что ужинать мне пришлось одному — поздно.
Весь вечер и половину ночи я переваривал полученную от немца информацию, и чего только не надумал за это время, пытаясь вычислить предателя. Но так и не смог прийти ни к одной версии, которая бы меня полностью устроила — все были в чём-то нелогичны, а то и глупы. В итоге я решил, что надо откровенно поговорить с бабушкой и честно сказать ей обо всём, что меня тревожит.
Однако это решение меня особо не успокоило, и в три часа ночи я понял, что шансов уснуть у меня нет. Разум кипел, он уже вопреки моим желаниям строил гипотезы и не хотел расслабиться и отдохнуть даже на несколько часов. Я с грустью вспомнил, как в подобных ситуациях в Восточном Агата управлялась с этой проблемой за пару минут. Моя личная пани доктор знала, как заставить меня уснуть — просто клала ладонь мне на голову, говорила несколько особенных слов, и я отключался.
Но Агаты рядом не было, и я попёрся среди ночи к источнику. Там я надеялся успокоиться, собраться духом и мыслями, а заодно обдумать заново все версии. Успокоиться получилось, с остальным не вышло. Но зато вернувшись после источника к себе в комнату, я уснул сном младенца и проснулся от звонка будильника ровно за полчаса до завтрака. Быстро оделся, умылся и побежал в обеденный зал в надежде застать там бабушку.
Княгиня Белозерская уже сидела за столом и пила кофе. Увидев меня, она едва заметно кивнула и улыбнулась. Я поприветствовал бабушку и сел на своё место.
— Я внимательно тебя слушаю, Рома, — неожиданно сказала бабушка, и заметив, что я от этих слов немного растерялся, добавила: — Ты ведь хотел со мной поговорить?
— Хотел, — сказал я. — Вы можете чувствовать такие вещи?
— А чего тут чувствовать? Ты вчера вечером несколько раз интересовался у прислуги, не приехала ли я. Вот я приехала. И внимательно тебя слушаю.
То, что бабушка так сразу перешла к делу, имело свои плюсы — мне теперь не нужно было подводить разговор к нужной теме. Я собрался духом и сказал:
— Считаю неправильным держать в себе некоторые вещи и хочу рассказать Вам о них.
Бабушка отставила чашку с кофе в сторону и сделала такое лицо, будто больше всего на свете её хотелось меня выслушать.
— Вчера после допроса барона фон Лангермана я много думал о том, кто передал немцам информацию о спецоперации. И иногда мне в голову приходили мысли, которые… — я не мог подобрать правильных слов, боясь обидеть или разозлить бабушку. — Которые кажутся мне совсем уж дикими, но при этом…
— Ты думаешь, что это я? — перебила меня бабушка.
— Нет, я так не думаю. Но иногда мне кажется, что Вы знаете, кто это.
