Книга Бродячий цирк - Дмитрий Ахметшин

Кошка зевнула и потянулась. У меня отвалилась челюсть — потянулась она строго вверх, сидя на задних лапах и опираясь на хвост. И, прижав передние лапы к груди, осталась сидеть в позе суслика, оценивающе глядя на меня.

— Ап! — сказал я.

— Не дождёшься, — сказала Луша прокуренным мужским басом.

Костя проследовал мимо с чашкой горячего шоколада.

— Это всё, чему смог обучить её Акс за три месяца. Тебе ещё крупно повезло. Увидеть знаменитую лушину стойку под названием «где собаки?» дано не каждому смертному.

Он ушёл. Кошка не шевельнулась, глаза её загадочно сверкали зелёным светом.

— «Где собаки?» — повторил я убитым голосом. — Ну, хочешь, ты будешь дрессировать меня? Смотри! Я могу лежать. Могу сидеть. Хотя, это, наверное, не интересно…

Но её внезапно заинтересовало.

Зелёные глаза прожигали меня насквозь, кончик хвоста стрелял в разные стороны. Возможно, если бы он не служил опорой телу, он дёргался бы целиком. Я задумался над тем, почему никто ещё не выпустил кошаче-человеческий разговорник. Или хотя бы книги по кошачьей психологии. По человеческой в приютской библиотеке кое-что водилось, но там была целая куча страниц, и, робея перед таким талмудом, я даже не попытался найти в себе хоть крохи интереса.

Про кошек читать было бы куда интереснее.

— Мяу? — сказала Луша, и я повалился навзничь.

Полежал минутку, нюхая землю и чувствуя как трава щекочет кончики ушей, потом поднял голову.

— Это будет одной из наших команд.

Луша так и сидела, опираясь на хвост. Я подумал, может быть, своим падением я нарушил хрупкое равновесие её стойки, но нет.

— Ты хочешь, наверное, спросить, что я ещё умею? — я сел, откопал за ухом жвачку и отправил рот. Стал загибать пальцы. — Свободно могу жонглировать тремя мячиками, а по методу дяди Джагита — не только мячиками, а и другими разнообразными предметами, даже ножами, и больше чем тремя, могу немного крутить пои. Марина учила меня делать сальто-мортале, но пока не очень-то получается. Умею ездить верхом, но не умею как Анна, забираться с ногами на спину лошади. Это жутко страшно.

Кошка, казалось, потеряла ко мне интерес. Она приняла обычную для себя позу и теперь с азартом следила за кузнечиком, который готовился стартовать с одуванчика.

— Чем же тебя заинтересовать? — задумался я. — Может, поиграть с мячиком?

Сказано — сделано. Мячик я достал из-под автобуса. Где бы мы не останавливались, под автобусом всегда можно было найти несколько мячей.

— Откуда бы они могли там взяться? — как-то спросил я Мару, но она пожала плечами.

— Мне сейчас не до мелочей, мелкий. Займись-ка лучше уборкой клеток. И не суйся к Борису, его пока не кормили…

Должно быть, это одна из тех маленьких загадок, которые так и останутся неразгаданными. Странно, но Мара не проявляла к ним ни малейшего интереса, её волновали более глобальные вопросы, от приближения которых у меня начинала болеть голова.

Я покатал оранжевый, похожий на апельсин мячик между ладонями, и Луша повернула голову. Кузнечик благополучно стартовал к звёздам и пролетел прямо над её ушами.

— Предлагаешь с тобой поиграть?

Мячик откатился к кошке, и хвост задёргался, раскачивая траву. Усы опустились, демонстрируя презрительное выражение.

— Ладно-ладно, шучу. Я… — я хотел сказать: «Я кот…», но подумал, что для Луши это будет несколько оскорбительно. — …Я зверь, а ты мой дрессировщик. Только для этого тебе придётся выглядеть как дрессировщик, а не как кошка.

Луша — умница. Она вновь поднялась на задние лапы, а я принялся скакать вокруг и играться с мячиком. Если бы у меня был хвост, он заходился бы сейчас в бешеном вилянии, а ураган, возникший от этого, срывал бы с одуванчиков их снежные шапки.

Я вошёл в раж. Оранжевое резиновое солнце всходило не раз и не два, и заходило вновь и вновь, я умудрялся ловить его руками, ногами, ртом, перекатившись на спину, сжимать коленями. Отбивать головой и ловить вновь. Два глаза, непостижимым образом меняющие цвет с зелёного на жёлтый, как две холодных луны, висели у меня перед глазами даже тогда, когда кошка исчезла.

Но не успел я как следует расстроиться, как кошачьи коготки застучали по крыше автобуса. Я поднял голову, и в рот мне свалился сырный крекер.

Сырный крекер!!! Ничего себе, награда за труды!

— Из тебя получится неплохой дрессировщик, — сказал я, уже предчувствуя приближение идеи, которая, конечно, перевернёт всё цирковое сообщество. Прожевал печенье, пытаясь уловить, как лапы уносят маленькое животное прочь.

Но, конечно же, ничего не услышал.

Позже, в фургоне, я сообщил о своих намерениях Акселю.

— Ты хочешь сделать номер… с Лушей?

Капитан расхохотался, а потом заулыбался. Он всегда улыбался искренне — я бы никогда не пошёл юнгой к человеку, который периодически наклеивает на лицо фальшивую улыбку. Такую же картонную, как и эмоции, что её вызвали. Раньше, лет пять назад, я очень хорошо чувствовал таких людей — новых родителей, которые приходят в детский дом, чтобы подыскать и усыновить беспроблемного тихого ребёнка. Чаще всего девочку. Людей, которые идут выбирать детей (как товар в магазине, чтобы не ломался и не скандалил) только ради пособия на ребёнка. Видел их улыбки на улицах во время прогулок. Сейчас я улавливаю эти признаки лицемерия куда лучше любого взрослого, и я уверен, что по-настоящему сумел удивить Капитана.

— Небольшой комедийный номер.

Аксель сел на ящик и уставился в пространство.

— Ты напоминаешь мне себя в лучшие годы жизни, — сказал он мне внезапно. — Такой же наивный и полный идей.

Я смутился. Уж чем-чем, а идеями я явно не фонтанировал.

— Что же, в своё время я многому научил Луну.

— Костя сказал, что делать стойку «где собаки?» — единственное, что она умеет.

— Для неё это и есть — многое. Больше ничему она научиться не смогла. Это её потолок. Так же, как твой потолок — жонглировать пятью мячиками и неизменно заваливать задачи, какие бы простые они перед тобой не стояли.

— Она просто не захотела, — пробормотал я. — А я же стараюсь!

Аксель потянулся и хлопнул меня по плечу.

— Я шучу. Ты лучшее наше приобретение после Бориса. И клянусь, если ты сможешь с ней выступить где-нибудь кроме выставки кошек, я сделаю тебя своим доверенным соперником. Буду думать, что ты мой юный племянник, прибывший в королевство, чтобы узурпировать власть своего дядюшки. Да! — он вскочил на ящик, едва не стукнувшись макушкой о потолок, глаза горели сумасшествием. На ногах у него были блестящие, натёртые жиром сапоги со шпорами, те, которые он надевал иногда на выступления, и чтобы не смотреть на перекошенное восторгом лицо, я разглядывал эти сапоги. — Феерично. Мы будем сражаться фокусами, как в детских книжках. Конечно, это не значит, что ты обязательно победишь. Ведь главным-то героем остаюсь я!