глаза маме и бабушке Эмме, после чего повел Виталину в ДК, в «киноуголок», снимать подводочку к документалке про Хрущева. Девушка отправилась за камеру, а я сел за украшенный двумя гвоздиками в вазе стол на фоне черной тряпки.
Мотор!
— Добрый вечер, товарищи. Идеальных правителей не существует, они ведь тоже люди, а людям свойственно ошибаться. После героической гибели Никиты Сергеевича сомнений не останется ни у кого — он был самым настоящим человеком с большой буквы, всем сердцем радевшим на наше общее Великое дело. Нескромно, но в какой-то степени я могу назвать его своим старшим другом — настолько, насколько это возможно при нашей разнице в жизненном опыте и заслугами перед обществом. Мы с ним говорили о многом, и я многому у него научился. Во время одного из разговоров я пообещал ему посмертный документальный фильм, охватывающий всю его биографию. Тогда я даже не предполагал, что за него придется взяться так скоро, — взгляд в стол, мокрые глаза. И ведь даже не притворяюсь — жалко Хрущева. — Этот фильм — дань памяти одного из самых важных политических деятелей XX века. Земля пухом, Никита Сергеевич.
Снято!
Отправив пленку в Москву, где ее приклеят к основному фильму, отправился на репетицию к близняшкам — отчитаться перед товарищем корейским капитаном о первой стадии переговоров с американцами и подкинуть девушкам для освоения еще песен — совсем скоро начнем запись пластинки-гиганта.
Отстрелявшись, повел Вилку в кабинет, где мы за двадцать минут разгребли накопившуюся почту. Даже как-то обидно, если честно — мое трехдневное отсутствие ни на что не повлияло, а я-то считал себя самым важным звеном совхозной цепочки. Ладно, это раздутая самооценка навевает, а на самом деле это хорошо — плох тот механизм, который ломается из-за одного вынутого винтика.
— Ладно, до завтра у нас свободное время, — подвел я итог наполовину прожитого дня. — Давай за машинку, будем Аджубею эксклюзив планетарного масштаба и ультимативной художественной ценности ковать.
Виталина хрустнула пальчиками, воткнула в машинку бумажно-копирочный «бутерброд» и отчиталась:
— Готова!
— Заголовок — «Имя Розы». Страница один: «16 августа 1968 года я приобрел книгу под названием «Записки отца Адсона из Мелька, переведенные на французский язык по изданию отца Ж. Мабийона»…»
Эпилог
Горюй-не горюй, а жизнь продолжается, и сегодня у нас непривычный, но обещающий немало веселых минут набор мероприятий — мы с Олей будем объезжать соседние колхозы, агитируя народ проголосовать за папу Толю в Верховный Совет РСФСР. Из аргументов у нас груженые «мерчом» ЗиЛы, наша с ней Всесоюзная слава и научная степень самого Судоплатова. Предвыборная программа? Какая еще, б*ядь, предвыборная программа в СССР образца 70-го года?!
А вот конкуренты у нас есть, среди которых наиболее авторитетным товарищем является председатель колхоза «Пионерский», Вадим Евгеньевич Елтышев. Ничего плохого о нем сказать никто не может — фронтовик, честный, по образованию — агроном. Женат, четверо замечательных детишек — один сын сейчас в армии, второй — с успехом закончил токарное училище. Предвыборной программы нет и у него, в этом мы равны. Увы, ничего ему не светит, потому что всех соседей с выступлениями я объехал еще на заре становления «Потемкинской деревни», и меня там сильно любят. Это то, что на поверхности, а если копнуть глубже, вскроется целый пласт пронизавших всё Подмосковье экономических и личностных связей нашего совхоза. У соседей мы многое вымениваем бартерным методом, закупаем кое-что по ценам изрядно выше государственных, а тамошние дети катаются за наш счет и на нашем транспорте плавать в бассейне и веселиться на утренниках.
Грязно играем, спору нет, но СССР он вообще не про демократические процессы, а про относительно справедливое «размазывание» прибавочной стоимости по всей стране. Увы, как показала практика, хваленая демократия такому положению дел способствует слабо, кто бы там что не говорил про «неправильность» демократии отечественной и «святость» демократии зарубежной. Сорта угнетения пролетариев правящими элитами, не более.
Утро у нас привычно-погожее, так что, прихватив папу Толю (чисто для солидности математикой народ погрузить, надо же «товар лицом» показать) и агитбригаду из «потемкинских» жителей, погрузились в «штабную» таблетку и отправились по маршруту.
— Заметили как асфальт за пределами нашего баронства кончился? — когда мы попылили по грунтовке, спросил я спутников.
Они, очевидно, заметили, и папа Толя записал это ценное наблюдение в блокнотик.
— На обещания напирать не стоит, — перешел я к приведению кандидата в совершенную форму. — Обещаниям наш народ, как бы грустно не звучало, привычно не верит — много всякого ему наобещать успели в горячечном коммунистическом бреду. Жить этот самый народ старается по принципам «не высовывайся, и все будет нормально» и «наверху все схвачено». Выборы в такой ситуации — чистой воды симулякр, потому что даже пресловутой ленинской доярке ясно, что живем мы в автократии, и все более-менее влияющие на жизнь граждан решения принимают не какие-то хрен пойми чем занимающиеся депутаты, а узкая группа товарищей за высоким кирпичным забором. То бишь — им совершенно насрать, напротив чьего имени ставить закорючку в бюллетене. Ныне ограничимся дорогой, и, например, фонарями — это мы и своими силами, без напряжения административного ресурса сделаем. Народ сдержанное слово увидит и поймет, что Анатолий Павлович Судоплатов — классный мужик.
Спутники гоготнули, папа Толя покраснел ушами. Ну и кто после этого приемный? Шучу!
— Второй аспект, который нужно учитывать — желание народа видеть в более высокоранговой особи не бубнящую замшелые лозунги мутную фигуру, а самого настоящего хозяина в хорошем смысле — это когда своих в обиду не дает, ресурсами распоряжается рачительно, но без жадности, а главное — поддерживает порядок, не давая спуску ни себе, ни другим. Здесь нам еще легче — репутация у «Потемкинской деревни» заоблачная, а о моем, извините за нескромность, участии никто особо не догадывается — ну нравится мальчику в деревне сидеть, но это и понятно: в Москве поди прохода не дают, вот и окуклился — типографию себе построил, музыку записывает, кино снимает. Всё это — на виду и легко объяснимо, так что, пап Толь, все экономические успехи напрямую связывают с тобой и твоей научной степенью.
— Получается я вообще ничего не делаю, — расстроился отчим.
— Я ж просто направление задаю и даю денег, — развел я руками. — И вот даже примерно не представляю, как вы в администрации все это в уровень жизни совхозников и инфраструктурные объекты перерабатываете.
— Готовый начальник!
