видно. Хочешь народ пробудить. Не на бунт, а сам в себе. Тогда и остальные пиявки отвалятся.
— Громко говоришь.
— А ты не пужайся. Алексей сказывал, старец Амвросий так просто не позовет. А чтоб из лесу вышел, так к тебе первому лет за двадцать.
— Ну и как мне тут пропетлять?
— А так и делай, раз до сих пор жив. Батюшка Емельян Пугачев, сказывают, чуток не добрался. А ты по хитрому.
— Я не сторонник Пугачева. Любое такое выступление против регулярной армии обречено. Сомнут. Да и смысл? Разве люди другими станут?
— Малая закваска все тесто квасит.
— Тоже верно. Старец говорил, что место меняет человека. Обрусеют и немцы и англичане, когда силу увидят.
— Сила самая понятная вещь на свете, коли в морду дашь, так и слов не надо, — пожал плечами Игнат, — что-то с чаем запропастились. Эко вас развезло.
— Я сейчас схожу, — суетится Алена.
— Посиди, — не пускаю я, — вечер хорош. Только не понятно, Игнат Тимофеевич, как сделать это?
— Сам же только мне объяснял! Чтоб не эти, как их, классы были, а единый народ. Или род. Все вместе и друг за друга.
— Это да, своих детей или родственников продавать не будешь. И на бессмысленную смерть не пошлешь тоже. Боюсь представить, что будет, если такое получится сделать.
— А ты попробуй.
— Спасибо, Игнат, за поддержку. А то я даже мыслей таких боялся. В одиночку как что-то делать? — Не испугался я показать слабость.
— Нечто слепой? Какой же ты один? Вон Алена с тобой сидит, бок греет, думаешь, за так все получилось? Да хоть меня возьми. Свернул бы ночью голову твоей охране, остальным кинжал в бок и дело с концом. Собираются вокруг тебя люди. Раз уж выпала такая доля, грех в отказ идти. Бог не примет.
— Тогда повоюем, — вытираю я навернувшиеся слезы, — знаковый разговор. День сегодня для меня особенный.
Как лабораторию стали перевозить, приехал Веретенников. Хмуро смотрит, но права не качает.
— На кого покидаете, Андрей Гергиевич?
— Почему покидаю? Мы не все вывезли, только необходимое. Часть оборудования оставляется. Мазь будем делать салициловую. Как на больных все опробуем, так расширим производство на полную.
— А что ж в леса прячетесь?
— Воздух лучше, любопытных меньше.
— А перспектива?
— Куда без нее?
— Так может и я чем пособлю? Мы свои люди, уже столько вместе, а?
— Шприцы где? — Скривился я.
— Не извольте волноваться, — засуетился купец, извлекая из саквояжа коробку красного дерева, — а я думаю, что это Андрей Георгиевич не спрашивает про них, никак и думать забыл. Дай, думаю, заеду, покажу.
В коробке на красном бархате лежали два шприца миллилитров на десять. Металлические части благородно подернулись серебряной чернью. Иглы лежали рядом. Я соединил все части, набрал из чашки чай и пустил струю.
— Долго собирался. Хорошо, что не впустую. Так что хочешь?
— В долю. Чую, не зря вы затаились. Если резину отдал по первому слову и перекись свою пожертвовал бесплатно, то тут не иначе, как панацею изобрели.
Знал бы он, кто в доле. Я держу связь с Викентием Ивановичем. Он лично приезжал, как дороги просохли, рассказать о продолжении нашего тайного разговора. Бенкендорф нашел случай доложить в Вильно мою концепцию всем трем царственным братьям. Долго смеялись. На перебой фантазировали, кто из сильных мира сего чем займется. Великий князь Константин даже получил колотье в боку.
На личной тайной аудиенции Николай Павлович любопытствовал про подробности и был задумчив. А потом передал на словах, что я могу сам показать пользу Отечеству от науки и просвещения. Высказал желание увидеть меня как-нибудь и обещал посильную поддержку. «Лучшая поддержка для меня это личное участие Николая Павловича в серьезных проектах, — не упустил я шанс, — как раз такой сейчас запускаем». Я рассказал про аспирин, правда, назвал по-другому. Сулицин, по имени городка, где его получили впервые. Доложил про результаты исследований и попросил помощи в оформлении наших привилегий и европейский патентов на него, салициловую мазь и ангидрид уксусной кислоты. «Умно, — ответил Викентий Иванович, — я пришлю доверенного человека. Он займется вашим делом. Какую долю участия Николая Павловича Вы видите в этом предприятии?». Я ответил, что весьма неопытен в коммерческих вопросах и доверяю всецело ему. Викентий Иванович кивнул и обещал все устроить.
— А ты думал ли, кто дал указание таиться? — поднял я палец вверх.
— Неужто?
— То-то и оно. И чужим тут не место.
— Так я же свой! Вы мне сына лечили. Уверовал я в сулицин ваш.
— Раз свой, так меня знаешь, стало быть. В сторону вильнешь, голову снимут.
— Вот крест святой, что слово купеческое верно.
— Поможешь реактивы закупать и займешься сбытом, а там посмотрим.
— Когда приступать?
— Согласуй с начальником лаборатории.
В Чижово среди леса встали три корпуса, похожих на больницы. Вытянутые, без привычного двора и обнесенные забором. Назначены сторожа из подростков, моих родственников. Все нарасхват. Считаются теперь завидными женихами. Потому что сразу к делу пристроены. По этому поводу очень важные, хвастаются лесными играми, предлагают крестьянским детям сходить на кабана с ножом, метают в цель топоры и прочие острые предметы. В свободное время стучат по груше и борются. Первые ростки возрождения древних воинских сословий.
«Приветствуем тебя, Черный Лис», — идут ко мне обниматься. Это они перед деревенскими рисуются. Я их всех знаю по именам, как родным, так и придуманным. Подыгрываю с серьезным выражением.
Был тут конфликт недавно. Заехали чужие барчуки погулять. Да и увидели в Стрельникове молодежные игры. Решили поучаствовать. Мои им сразу объяснили, кто они такие и чем от крестьян отличаются, да в сторону болота показали. Но один мажорчик все же не сдался и предложил силой померятся. Английский бокс, как я понял из описания и весьма живых сцен, ему не помог. Ногами не благородно драться, если это не французский сават. Но детки таких слов не знали, и молодой дворянин получил ногой в печень, от чего грустил минут десять. Ума у него хватило щеки не раздувать, а расспросить про упражнения. Зато мои раздули — рассказали, что нужно для уважения поэтапно. От младших до старших. Правда, приемы показывать отказались, сославшись на особую секретность.
Через месяц история получила продолжение. В разгар сенокоса приехал ко мне помещик Христофор Иосифович Серов. Вместе с отпрыском и его двумя друзьями. После привествий Серов хмыкнул:
— Некоторым образом ваши подопечные, хм, имеют упражнения, полезные юношам. Мой Виктор очень желает постичь те науки, коим у вас обучают.
— Внесу ясность, Христофор Иосифович У нас, как таковых, наук не преподают. Есть детские игры, подготавливающие людей, да
