— Это точно, — согласился Бен. — Вот если бы ствол был прямой, то ты бы промазала.
— Интересная у тебя логика! — засмеялась Ли.
Бен молча подождал, пока она перестанет смеяться.
Улыбка исчезла с его лица, он крутил бокал между пальцами, выбирая самый подходящий способ сказать то, что собирался.
Ли заметила перемену настроения и недоуменно посмотрела на Бена.
— Что с тобой?
— Да вот, думаю, — серьезно ответил он.
Ли молча ждала продолжения.
Бен тоже молчал, опустив глаза.
— Так о чем ты думаешь? — повторила она.
— Думаю, что надоело мне это.
— Что именно? — озадаченно моргнула Ли.
— Пора мне в отставку.
— Ты вроде уже в отставке?
— Я имею в виду, что пора бросать такую работу.
Ли откинулась на спинку стула.
— Почему?
— Потому что я больше не хочу этим заниматься.
— Почему? — повторила она.
Он посмотрел ей в глаза.
— Из-за тебя.
— Из-за меня?
— Ли, с этой работой никакой жизни нет. Уйдя от тебя, я очень многое потерял. Прости, мне следовало послушать Оливера и жениться, когда ты этого хотела. Дурак же я был…
Ли молчала.
— Когда мне сказали, что ты умерла, я кое-что понял… Понял, как сильно люблю тебя. Всегда любил… — Бен взял Ли за руку. — Ты дашь мне еще один шанс?
Она посмотрела ему в глаза.
— Я хочу быть с тобой, — признался Бен. — В твоей жизни не найдется местечка для меня?
Ли молча смотрела на него.
— Ли, выходи за меня замуж.
— Ничего себе! — ответила она.
Бен отпустил ее руку и повертел бокал.
— Необязательно отвечать прямо сейчас.
— Ты действительно хочешь, чтобы я вышла за тебя замуж?
— Да. Я в самом деле этого хочу.
— Я много путешествую, — заметила Ли. — Я серьезно отношусь к своей работе. Жить со мной не так-то просто.
— Меня это не пугает.
— А как же твой дом в Ирландии?
— Продам, — не колеблясь ответил Бен.
— Ты согласен жить вместе со мной в Монако?
— Мне нравится Франция. Я люблю французское вино и французскую кухню. В Париже у меня есть квартирка. Я ничего не имею против жизни во Франции.
— Ты с ума сойдешь от скуки, не зная, чем заняться.
— Занятие я себе найду, — ответил Бен. — У меня уже есть кое-какие мысли на этот счет.
— Но ведь ты терпеть не можешь оперу.
Бен помедлил с ответом.
— А вот это ты в точку. Ненавижу оперу. Особенно немецкую, и больше всех — Моцарта.
Ли засмеялась, потом притихла и серьезно посмотрела на Бена.
— Пятнадцать лет прошло. Разлука была очень долгой. Нам есть о чем поговорить. К тому же мы оба изменились.
— Я знаю, — согласился Бен. — И все-таки я серьезно. Ты подумаешь о моем предложении?
ГЛАВА 64
Несколько недель спустя
Багамские острова
Крис Андерсон потягивал мартини, под ногами расстилался белый песок пляжа. Теплый бриз ерошил листья пальм над головой, «Изольда» неторопливо покачивалась на волнах. Крис потянулся за газетой — «Таймс» трехдневной давности, от девятнадцатого января. Новости устарели, но Крис любил быть в курсе всего, что происходит дома, — хотя что там могло случиться за три дня?
Он пролистал страницы. Очередное убийство на Ближнем Востоке, шторм потрепал побережье Великобритании… Все как всегда. Крис потянулся, посмотрел на свою яхту в тихой голубой лагуне и, сам себе улыбаясь, пролистнул еще несколько страниц.
Взгляд зацепился за небольшой заголовок.
— Я так и знал… Вот ведь стерва! Обвела меня вокруг пальца.
«Оперная звезда вышла замуж».
Заметка была короткая, с маленькой фотографией. Свадьба состоялась неделю назад в Венеции, где невеста, мисс Ли Ллуэллин, принимает участие в репетициях новой постановки знаменитой оперы «Волшебная флейта». Крис долго всматривался в лицо жениха на расплывчатой черно-белой фотографии, перевел взгляд на имя в заметке, потом снова посмотрел на фото: майор Бенедикт Хоуп — чего и следовало ожидать.
— Вот ведь скотина, — пробормотал Крис.
С отвращением скомкав газету, он выбросил ее, сделал еще глоток мартини и отшвырнул бокал.
Оперный театр «Ла Фениче», Венеция, Италия
Все здесь было покрыто красным бархатом: кресло, в котором сидел Бен, стена за его спиной и перегородки по обеим сторонам ложи. Бен ослабил галстук и откинулся на спинку кресла. Большинство мужчин в зале были одеты в смокинги, но надевать смокинг второй раз за пять недель — это уж слишком; соблюдая минимум приличий, Бен надел темный костюм и синий галстук.
Из ложи открывался прекрасный вид на зал легендарного оперного театра. «Ла Фениче» в переводе с итальянского означает «феникс». Очень меткое название. Программка информировала, что театр часто горел: в последний раз пожар случился в 1996 году, а в 2003-м здание полностью восстановили во всем его великолепии.
«Великолепие» — это точно сказано. Бен огляделся. За свою жизнь он повидал немало роскошных интерьеров, но с этим они не шли ни в какое сравнение. Театр был так богато украшен, что казался собором, построенным в честь музыки.
Бен вздохнул. Ну вот, он в Венеции. Впервые слушает оперу. Ли здесь хорошо знают: многие пришли специально, чтобы ее увидеть, — примадонна пела партию Царицы ночи. Журналисты ей проходу не давали, а заодно и ее свежеиспеченному супругу.
Бен не привык к такому вниманию, первые столкновения с ордами журналистов и папарацци его порядком обескуражили. Пожалуй, он повел себя с ними чересчур грубовато. Особенно с тем настырным оператором, которого пригрозил утопить в Большом канале.
Ко многому придется привыкать. Интересно, сможет ли он полюбить оперу? Поживем — увидим. А пока Бен всего лишь хотел услышать Ли на сцене: он никогда не слышал, как она поет вживую, и ему не терпелось посмотреть на Ли в ее стихии.
Оркестр настраивал инструменты, зрители оживленно разговаривали, наполняя зал гомоном. Бен развалился в кресле, впитывая все происходящее, — пьянящее чувство. Пожалуй, теперь понятно, что именно привлекает исполнителей, которые посвящают всю жизнь выступлениям.
Разговоры стали затихать, в зале раздались громкие аплодисменты. В оркестровой яме появился дирижер: высокий мужчина с густой гривой черных волос над высоким лбом, одетый в черный смокинг и белый галстук. Он сдержанно и сосредоточенно поклонился — сначала сцене, потом зрителям — и встал за дирижерский пульт. В зале повисла мертвая тишина, которую разорвал первый аккорд увертюры — вступили все инструменты оркестра. Пауза в четыре такта и еще два аккорда, новая пауза, снова два аккорда — композитор использовал мощное средство привлечь внимание зрителей, и оно прекрасно сработало.
