небо Италии и всегда напоминает им о родном небе далекой отчизны.
— Что за люди живут здесь? — спросил Магадэва, взмахнув крыльями и в один миг переносясь в дальний край.
— Этот город — Москва, — ответил Брама, — он населен купцами, которым всего кажется мало. Их отличительная черта — жадность…
— Хорошо, — засмеялся Магадэва. — они жадны, так мы пошлем им самую толстую женщину на свете!
И Магадэва создал московскую купчиху, — такую, что даже московский купец, увидев ее, не пожелал ничего большего и сказал:
— Вот это в самый раз!
Магадэва взмахнул крыльями и умчался из города жадных мужей и толстых жен в далекий, шумный край.
— Под твоими ногами великая Франция, могучий повелитель неба и земли, — сказал Брама, — шумная, вечно ничем недовольная Франция. Вечно стремящаяся куда-то вдаль, вперед! Перед тобой ее сердце — Париж!
— Хорошо, — сказал Магадэва, — решив пошутить над людьми, создав им женщину, я подшучу и над французами, создав им парижанку. Пусть она будет республикански свободна в правах, но деспот в душе. Пусть она требует себе беспрекословного повиновения, неограниченной преданности. Пусть она создает революцию за революцией в семейной жизни. Пусть будет прекрасной, как Франция, изменчивой, как ее история, блестящей и легкомысленной, как Париж. Пусть она так же часто меняет друзей дома, как палата министерства. И отягощает бюджет своего мужа, как военные издержки страну. А мода, которой она будет непрестанно поклоняться и служить, пусть будет изменчива так же, как системы вооружений. Каждый день пусть приносит что-нибудь новое и разорительное. Но пусть, при всем этом, она наполнит весельем свой дом, как Франция наполняет весельем весь мир.
— Пусть будет по-твоему! — сказал Брама.
И среди пены кружев и шелка появилась на свет парижанка.
— О, этой стране не нужны женщины, — сказал Магадэва, переносясь в соседнюю страну, — это земля, где люди все свое время проводят за кружками пива в пивной. И я, право, затрудняюсь, что им лучше создать: женщину или новый сорт пива.
— Создай им женщину, великий Магадэва, — сказал Брама, — если у них не будет женщин, они пойдут их завоевывать к соседям, внося всюду разгром и разрушение.
— Хорошо, — сказал Магадэва, — я готов подшутить и над этим философом-народом. Чтобы сидеть целые дни дома одной, мы создадим ее неповоротливой и неуклюжей. Бедною, как пильзенское пиво, но с румянцем в щеках, как будто в него прибавили немножко мюнхенского. Чтобы ей не было скучно одной, дадим ей способность плакать и штопать мужу чулки. Пусть она будет только сентиментальной, потому что, возвратившись из пивной, ее муж должен прямо заваливаться спать.
— Но она заплывет жиром, могучий повелитель неба и земли! — заметил Брама.
— Для моциона создадим ей вальс, медлительный, меланхолический танец, который можно танцевать, готовясь подарить миру нового германца и думая о муже, сидящем в пивной.
— Я думаю, они останутся довольны такою женой!
— Да, но так как жены будут оставаться постоянно одни, их нужно для безопасности одарить добродетелью.
И он с чисто божественной щедростью одарил немок добродетелью.
И усталый Магадэва спустился в Венгрию утолить жажду токайским вином.
Напитком богов.
Божественным нектаром, который сочится в подставленные чаши из переспевших гроздьев ароматных виноградных лоз.
— Напиток, достойный, чтобы его вкусил Магадэва! — воскликнул он, осушая старинную чашу. — Он родит желанья. Создадим же им женщин с пламенными глазами, горящими страстью. Пусть их смуглые лица примут золотистый отблеск этого вина, которым индийский бог утолил палящую жажду. Мы дадим им кипучую искрометную кровь, — и пусть поцелуй их опьяняет, как вино. Как лоза пусть будет гибок их стан, и как спелые гроздья пусть будут прекрасны они!
И, вдохновенный токайским вином, Магадэва создал дочерей Венгрии.
— Я помню еще один народ, — задумавшись, сказал Магадэва, — с грустными лицами и задумчивыми глазами. Отпечаток вековой тайны лежит на бледном лице их. Где они?
— Они рассеяны по всему свету, потерявши отчизну, — ответил Брама, — оттого-то и грустны их лица и задумчиво-печальны глаза. О далекой стране, где среди цветущих лугов струится серебристый Иордан, полны они думой. О городе, куда народы свозили мрамор, порфир, яшму и ароматы Востока, вспоминают они о золотом храме. Туда, в глубь истории, когда они были царями Востока, устремлены их грустные, задумчивые взоры, — и вот тайна, которая написана на их лице. О родине далекой думают вечные странники.
— Так пусть знойная страсть их жен напоминает им о знойной родине! — воскликнул Магадэва. — Воистину, мне жаль этого народа! Пусть верность, страстная преданность жен утешит их в несчастье, заставит позабыть изгнание. Пусть будут их женщины стройны, как кедры родимого Ливана, — и достойны быть воспеты в песне, которую все народы назовут царицей всех песен, «песнью песней». Пусть звездами путеводными сверкают их глаза, и любовь, и ласка, и тихая грусть пусть светится в них.
И он создал израильтянок, стройных, как юный кедр Ливана, с глазами, в которых сверкают звезды полуночного неба, знойных, как их далекая, покинутая родина, с черными косами, которые тяжело падают назад, как змеи, готовые обвить любимого.
— Веселая страна танцев и шутки! — улыбнулся Магадэва, пролетая по северу. — Здесь владеют шпагой и танцуют и весело шутят, осушая стопы дедовского, старинного меда. Создадим им подругу! Веселую, как они. Пусть, как мед, она кружит им голову. С крошечной ножкой, которая не знает усталости в танцах. Пусть немного вина входит в ее башмачок, из которого они будут пить ее здоровье. Они и так будут достаточно опьянены ее грацией, изяществом, кокетством. Крошечную ручку дадим ей, достойную того, чтоб ласково погладить эти выхоленные, красивые усы. Вечной веселой улыбкой озарим ее лицо и дадим ей зубы, как жемчуг, чтоб она могла всегда улыбаться! Смех пусть дрожит в ее глазах, а гибкий стан ей дадим для того, чтоб ускользать от своего лихого кавалера в огненном танце. Пусть она любит свою родину, где ее чтут как идола!
И Магадэва создал изящную, грациозную, чарующую польку. Над могучей страной земледельцев пролетал Магадэва и сказал:
— Я дал им женщину, могучую, как они. Тихую и покорную, как они, спокойную и ласковую, чтоб давать им отдых в час утомленья. Пусть ее могучий стан не боится работы, безмятежный мир сияет в глазах, поступь будет тверда и решительна, а косой пусть обовьет она милого в час, когда обовьет его руками и он прильнет к ней на грудь.
И Магадэва создал русскую женщину и спустился на веселые берега голубого Дуная.
— Здесь народ дешевизны! Они любят, чтоб за гульден всего было много. Создадим им женщину, которою они остались бы довольны. Пусть она будет весела,
