что-то передать стрелкам, но безуспешно, ни сам Давыдов, ни его напарник, не знали условного цветового кода. Да они, скорее всего, даже не замечали их перемигивания, с головой захваченные убийственной игрой с английскими авиаторами.
Англичане, наконец, опомнились, и обмен «бортовыми залпами» разгорелся с новой силой — теперь уже при полной взаимности сторон. Очереди «Льюисов» и ДА прошивали дюраль фюзеляжей, дырявили оперение, вспарывали плоскости, однако полученные повреждения не выводили гидропланы из строя, и многомоторные махины продолжали лететь, упрямо продираясь сквозь свинцовую метель. Но Яша понимал, что рано или поздно — причём, скорее, рано, чем поздно — кому-то из стрелков должно было повезти.
На этот раз счастливчиком оказался один из англичан. «Юнкерс» клюнул носом, выровнялся, снова клюнул — и Яша увидел (глазами Давыдова, разумеется), как из левой мотогондолы толчком выплеснулся дым, а вслед за ним показались языки прозрачного бензинового пламени. «Юнкерс» рыскал по курсу, кренился, тяги уцелевшего двигателя не хватало, и машина стала терять высоту. До берега оставалось не больше полутора километров, и пилот решил не рисковать, до последней возможности удерживая подбитый самолёт в воздухе — вместо этого он аккуратно притёр свой ЮГ-1 к воде и сел, разом превратившись вместе с машиной в «сидячую утку». И хоть пулемёты двух верхних турелей продолжали огрызаться, положение было аховое: теперь уже англичане могли, кружась вокруг неподвижного гидроплана, расстреливать его, словно в тире. В специальном таком тире, где стрелки летают по кругу, а мишень торчит в середине, словно приклеенная к одному месту…
Так оно, наверное, и случилось бы, оставь командир ТБ-1 напарника и выйди из боя. Это было бы даже логично — Теперь англичан было трое против одного (один «Саутгемтон» ушёл в сторону мыса Собачий ещё в самом начале боя) а стрелки ТБ-1 расстреливали последние патронные диски. Однако командир советского бомбардировщика принял другое решение: он развернул машину на англичан в лоб, и те брызнули в разные стороны, решив, видимо, что сумасшедший русский намеревается идти на таран.
Пулемёты на турели Давыдова-Симагина замолчали почти одновременно со второй «спаркой», тоже выпустившей по неприятелю последние патроны. Оставалось только материть англичан — или попытаться отгонять их сигнальными ракетами, что и попытался проделать его напарник. В кокпите альтер эго имелась точно такая же ракетница, но к Яшиному удивлению, он отстегнул ремни, спрыгнул с сидения внутрь фюзеляжа и, схватив Егора за ногу, что-то заорал, пытаясь перекрыть рёв двигателей.
…Флэшбэк оборвался — сразу, вдруг, словно кто-то неведомый коварно дождался самого интересного места и дёрнул за рубильник. Теперь Яше оставалось только гадать: чем закончился воздушный бой, свидетелем которого он только что стал? Остался ли альтер эго в живых? Ранен ли? И, наконец: что это он придумал такое, ради чего понадобилось лезть в кокпит к соседу и отрывать того от дела? Хотя, конечно, проку от этого дела ровно ноль — сбить сигнальной ракетой самолёт удаётся, разве что, в северокорейских фильмах про войну, один из которых Яша недавно посмотрел со скуки в Интернете.
[1] (англ.) Чёрт побери!
III
— Хорошо, сейчас попробую! — проорал Егор, и я едва расслышал его за рёвом двух шестисотвосьмидесятисильных М-17. Зато ясно видел, как он выпрямился на сиденье, убрав руки подальше от рукоятей пулемётов, и прикрыл глаза, ловя нужную концентрацию. По опыту совместных тренировок я знал, что на это ему понадобится секунды две-две с половиной, и торопливо, сбивая пальцы, полез назад, к своей турели. Не хотелось упустить предстоящее зрелище.
Я едва успел вернуться к своей «спарке» и взгромоздиться на обтянутое дерматином сиденье, когда Егор открыл глаза. Зрачки у него были всю радужку, и в них багрово пылал огонь. Но это, конечно, было лишь игрой воображения — зрачки как зрачки, разве что расширены сверх меры…
Вот, наконец! Он свёл перед собой руки — и резким движением выбросил их вперёд, не разнимая пальцев. Со сцепленных ладоней сорвался сгусток огня и кометой прочертил воздух по направлению к «Саутгемптону» с большой красной единицей на килях. Я замер, предвкушая эффектный, в голливудском стиле, взрыв, после которого обломки летающей лодки (насколько я сумел понять, это был лидер вражеской четвёрки,) разметает на половину акватории, и я уже стал прикидывать, не зацепят ли они ненароком и наш аэроплан. Но не тут-то было: файербол пронёсся метрах в пяти за хвостом англичанина. В таком виде он чрезвычайно походил на сигнальную ракету, которые наш бравый пирокинетик выстреливал в сторону супостатов, пока я не напомнил о его природных способностях. И, увы, примерно с тем же результатом — то есть с нулевым, поскольку просвещённые мореплаватели даже не соизволили испугаться и сменить курс. Наоборот, «Саутгемптон» лениво шевельнул рулями и немного сократил дистанцию, одновременно снизившись на несколько метров — так — снизу-сбоку им было проще расстреливать нас. Штурман в носовой кабине ещё огрызался короткими очередями, но и он расходовал последний диск — а значит, участь нам светила самая что ни на есть незавидная…
Файерболы продолжали срываться с ладоней нашего пирокинетика с частотой примерно раз в две секунды, но он никак не мог приспособиться брать нужное упреждение. К тому же набегающий поток сносил лёгкие комки пламени гораздо сильнее, чем даже обычные сигнальные ракеты. Один раз удалось зацепить правый киль, но у «Саутгемптона» их было три, и гидроплан продолжил полёт, как ни в чём не бывало — кажется, экипаж даже не заметил нашего успеха.
Носовая спарка умолкла — то штурман расстрелял последние патроны, то ли его достала очередь вражеского «Льюиса». Я хорошо разглядел глумливую улыбку английского носового стрелка, видел, как он нарочито неторопливо меняет диск. Если сейчас пилот не даст по газам, нам точно конец: летающая лодка сблизится на пистолетный выстрел, и уж тогда стрелки своего не упустят — будут прицельно молотить в два ствола по движку и кабине. Видимо, командир нашего бомбовоза тоже это понял, но вместо того, чтобы резко прибавить оборотов и попытаться уйти, он бросил машину вбок, прямо на опрометчиво приблизившийся «Саутгемптон». Небольшое превышение по высоте, которое мы ещё сохраняли, давало надежду ударить неприятеля поплавками сверху и, либо смять стойки, поддерживающие верхнюю пару плоскостей, либо переломать пропеллеры. Как мы сами потом будем садиться на искалеченных поплавках, пилотов, похоже, не интересовало совершенно.
Англичанин тоже оказался не промах — он вовремя угадал наш манёвр и успел увести машину от столкновения. Очереди носового стрелка пропали даром, безвредно продырявив
