Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Тарик обнимает жену.
— Как съездила?
— Все хорошо. Потом расскажу.
Они ужинают в ближайшей кебабной. Зал небольшой, народу полно, столы покрыты липкой клеенкой, дымно и шумно. Но баранина нежная и сочная, хлеб горячий. После трапезы прогуливаются по улице, Тарик покупает детям в ларьке розовое мороженое. Они садятся на лавку, смотрят на горы на фоне пламенеющего заката. Тепло, воздух насыщен ароматом хвои.
Конверт Лейла распечатала, как только вернулась в свой номер из люкс-апартаментов. На пожелтевшей бумаге в линейку синими чернилами было написано следующее:
13 мая 1987 года.
Моя дорогая Мариам!
Молю Господа, чтобы мое письмо застало тебя в добром здравии.
Как ты знаешь, месяц назад я приезжал в Кабул, чтобы переговорить с тобой. Но ты не захотела меня видеть. Это огорчило меня, но я тебя не виню. На твоем месте я бы, наверное, поступил точно так же. Уже давно я потерял право на твое доброе отношение, и повинен в этом я один. Но если ты читаешь сейчас это послание, значит, ты прочла письмо, которое я оставил у твоей двери, и приехала к мулле Фатхулле, как я тебя и просил. Благодарю тебя за это, Мариам-джо. Ты дала мне возможность сказать тебе эти несколько слов. С чего начать?
С нашего последнего свидания у нас стряслось немало бед, Мариам-джо. Твоя мачеха Афсун погибла в первый же день восстания 1979 года. В тот же день шальная пуля убила твою сестру Нилуфар. Так и вижу, как она становится на голову перед гостями, только бы произвести на них впечатление. Твой брат Фархад в 1980 году встал под знамена джихада и через два года погиб в Гильменде[63]. Я даже тела его не видел. Не знаю, есть ли у тебя дети, Мариам-джо, но если есть, да смилостивится над ними Господь и да минует тебя горе, подобное тому, что постигло меня. Мне до сих пор снятся мои дети. Те, которые умерли.
Ты мне тоже снишься, Мариам-джо. Я скучаю по тебе, по твоему голосу, по твоему смеху. Мне очень хочется почитать тебе, отправиться с тобой на рыбалку. Помнишь, как мы ловили рыбу? Ты была хорошая дочь, Мариам-джо, и стоит мне о тебе подумать, как меня охватывает стыд и раскаяние. Как меня мучает совесть! Как я только посмел не выйти к тебе, когда ты добралась тогда до Герата, не пригласить тебя в дом, оставить на улице! Как только у меня рука поднялась держать тебя изгоем все эти годы, не принять в семью! И ради чего? Ради глупых предрассудков, именуемых приличиями? Они ничто перед тем, что стряслось со мной, что я повидал на этой треклятой войне. Но теперь уже слишком поздно. Вот оно, наказание за мое бессердечие, ибо возмездие неотвратимо. Повторю только: ты была хорошая дочь, я не заслужил тебя. Прости меня за все, Мариам-джо. Прости. Прости. Прости.
Я уже больше не богач, каким был когда-то. Коммунисты конфисковали большую часть моих земель и все магазины. Но жаловаться грех — Господь в неизреченной милости своей опять наградил меня не по заслугам. Когда я вернулся из Кабула, мне посчастливилось продать те участки земли, которые еще оставались за мной. Свою часть наследства ты найдешь в этой коробке. Немного, конечно, не баснословное богатство, но все-таки кое-что. (Деньги я позволил себе обменять на доллары. Так оно надежнее. Одному Аллаху ведомо, что приключится с нашей денежной системой.)
Надеюсь, ты далека от мысли, что я хочу купить твое прощение. Надеюсь, я не так низко пал в твоих глазах. Твое прощение не купишь. Я просто передаю тебе то, что по праву принадлежит тебе. Я был не самый заботливый отец при жизни, надеюсь исправиться после смерти.
Смерть. Излишние подробности тут ни к чему, скажу только, что я у ее порога. Слабое сердце, говорят доктора. По-моему, подходящая смерть для слабого человека.
Мариам-джо!
Льщу себя надеждой, что, прочитав все это, ты отнесешься ко мне более благосклонно, чем в свое время я к тебе. Может быть, в твоем сердце достанет любви, чтобы приехать и повидаться с отцом. Только постучи в мою дверь — на этот раз я тебе открою, и обниму, и прижму к сердцу. К слабому сердцу. Такому же слабому, как эта надежда.
Но я все равно жду.
Да дарует тебе Господь долгую и благополучную жизнь, дочь моя. Да благословит тебя Господь здоровыми и красивыми детьми. Да обретешь ты счастье, мир и любовь, которых я не смог тебе дать. Да будет милосердный Аллах тебе в помощь.
Твой недостойный отец
Джалиль.
Они возвращаются в гостиницу. Дети засыпают. Лейла рассказывает Тарику про письмо, показывает деньги в полотняном мешочке.
Когда она разражается рыданиями, Тарик берет ее на руки и укачивает, как маленькую.
4
Апрель 2003 года
Конец засухе. Снегу зимой навалило по колено, а сейчас льет как из ведра, и уже который день. Река Кабул вернулась в свое русло. Весеннее наводнение смыло град Титаник, и следа не осталось.
Под ногами хлюпает грязь. Машины буксуют. Копыта осликов, запряженных в груженные яблоками тележки, скользят. Но никто не жалуется, не оплакивает исчезнувшую толкучку. Ведь Кабул опять зазеленел.
Теплый ливень в радость детям, Азиза и Залмай так и носятся по лужам. Лейла наблюдает за ними из окна кухни. В Дих-Ма-занге они сняли небольшой дом с двумя спальнями. Во дворе среди шиповника растет гранатовое дерево. Тарик залатал забор, поставил детям горку, качели, сделал выгородку для Залмаевой козы. Капли дождя скатываются по голому черепу мальчика — голова у него теперь бритая, как у Тарика. И молитву против Бабалу они теперь произносят вместе.
А у Азизы волосы мокрые, хоть выжимай. Тряхнет головой — и капли летят Зал-маю в лицо.
Залмаю скоро исполнится шесть. Азизе уже десять, на прошлой неделе отмечали ее день рождения, ходили в кино «Парк», где теперь любой, кто захочет, может посмотреть «Титаник».
— Поторопитесь, дети, опоздаем. — Лейла укладывает в пакет обед для Азизы и Залмая.
Восемь часов утра. Азиза подняла мать в пять, чтобы та совершила утренний намаз. Это у нее вроде дани памяти Мариам. Пока соблюдается строго.
Помолившись, Лейла вернулась в теплую постель и сладко заснула, даже почти не почувствовала, как Тарик поцеловал ее в щеку, когда уходил. Тарик теперь работает во французской благотворительной организации, предоставляющей протезы инвалидам войны и подорвавшимся на минах.
В кухню вслед за Азизой врывается Залмай.
— Тетрадки взяли? Карандаши? Учебники?
— Все тут. — Азиза потрясает в воздухе рюкзачком. Она уже почти не заикается.
— Тогда в путь.
Лейла пропускает детей вперед, закрывает дверь. На дворе прохладно, но дождя нет. Синеет небо, на горизонте клубятся белые облака. Держа детей за руки, Лейла идет к автобусной остановке. Движение на улицах оживленное: рикши, такси, автобусы, ооновские грузовики, военные джипы. Сонные торговцы поднимают жалюзи, открывают лавки. На лотках уже разложены упаковки жевательной резинки и пачки сигарет. Вдовы, выпрашивающие подаяние, заняли свои места на перекрестках улиц.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
