Подойдя к решетке, я остановился.
Сквозь прутья я проник взглядом в таинственные глубины сада, который мне наконец-то позволено осмотреть. Зрелище было странное, печальное и вместе с тем восхитительное, мрачноватое, конечно, но трогавшее до глубины души. Только что взошла луна и ярко сияла на небосводе, от чего верхушки деревьев были словно увенчаны коронами из опалов, жемчуга и брильянтов. Высокая блестящая трава казалась изумрудной, а светлячки, рассыпанные там и сям в лесной чаще, бросали на фиалки, мох и плющ голубоватые отблески. Каждое дуновение ветерка приносило с собой, будто из азиатского леса, тысячи неведомых ароматов, дополнявших очарование картины.
Какое, должно быть, блаженство для поэта, рвущегося из Парижа, в самом сердце города иметь возможность гулять днем и ночью в этом волшебном царстве!
Я был погружен в молчаливое созерцание, как вдруг между мной и соблазнительным садом встала тень.
Это был мой черный человек; он обошел дом и теперь очутился у ворот.
– По-прежнему хотите войти? – спросил он.
– Более чем когда-либо! – воскликнул я.
Он загремел задвижкой, снял железную планку, смотал цепь, гремя железом; это напоминало скрежет, с которым кованые тюремные ворота захлопываются за узником.
Однако это было не все. Когда черный человек проделал все эти операции, свидетельствовавшие о его глубоких познаниях в слесарном деле, когда он освободил дверь от всех баррикадировавших ее приспособлений, когда я уже решил, что она вот-вот распахнется, и в нетерпении ухватился обеими руками за прутья, выгнувшись, чтобы заставить ее поскорее повернуться в петлях, оказалось, что ворота не собираются отворяться, несмотря на усилия самого странного господина и лай собаки, невидимой в высокой траве.
Незнакомец сдался первым. Я же был готов упираться хоть до завтрашнего дня!
– Приходите в другой раз, – предложил он мне.
– Почему?
– Перед воротами целая гора земли, надо бы ее расчистить.
– Вот и расчистите!
– Не могу же я заниматься этим сейчас!
– Почему нет? Раз все равно рано или поздно придется делать эгу работу, то почему не сию минуту?
– Вы, стало быть, очень торопитесь?
– Завтра я отправляюсь на три месяца в путешествие.
– Тогда, если позволите, я схожу за заступом и лопатой.
И он исчез вместе со своей собакой в густой тени от огромных деревьев.
И действительно, то ли западный ветер нанес к двери за долгие годы облака пыли, которую дождь превратил в месиво, то ли это была просто неровность почвы, но она образовала у ворот со стороны сада холмик высотой в фут восемнадцать дюймов, который, может быть, и не сразу бросался в глаза, так как порос высокой травой, поднимавшейся вдоль решетки.
Скоро черный человек вернулся с заступом. Мое воспаленное воображение рисовало все в преувеличенном виде, и потому незнакомец показался мне рослым галлом, вооруженным фрамой20, только черный цвет кожи мешал сходству.
Он стал рыть землю, сопровождая каждый удар кирки чемто вроде протяжного вздоха, который издают пекари, за что их и прозвали «хныкалками».
Это было время, когда Лоэв-Веймар только что перевел Гофмана, у меня голова была набита всякими историями вроде «Оливье Брюнона», «Майората», «Житейских воззрений кота Мурра», «Кремонской скрипки». Я был уверен, что попал в настоящий кошмар.
Наконец черный человек остановился и оперся на заступ со словами:
– Теперь дело за вами.
– За мной?
– Да… Толкайте.
Я повиновался и уперся в ворота ногами и руками.
Они некоторое время не поддавались, потом наконец словно решились и внезапно распахнулись, да так стремительно, что черный человек получил удар в лоб и упал в траву.
Пес, вероятно, принял этот несчастный случай за объявление войны, он стал остервенело лаять, вцепившись в землю когтями и собираясь броситься на меня.
Я приготовился к двойному наступлению, не сомневаясь, что, как только незнакомец поднимется, он тоже кинется на меня… Но, к моему великому удивлению, из травы, где лежал мой проводник, разъяренному псу приказали замолчать, человек пробормотал. «Ничего, ничего!» – поднялся и высунулся из травы.
Я говорю «высунулся из травы», и это чистейшая правда.
Когда черный человек пошел вперед, приглашая меня последовать за ним, трава доходила нам до подбородка. Почва потрескивала у меня под ногами, словно я ступал по каштанам, вероятно, землю устилал слой мха, опавших листьев и плюща примерно в фут толщиной.
Я собирался было ринуться в чащу, как вдруг мой проводник меня остановил.
– Минутку! – проговорил он.
– Что там еще? – спросил я.
– Мне кажется, следует запереть ворота.
– Ни к чему, мы же скоро пойдем назад.
– Выход не здесь, – отвечал черный человек, бросив на Меня угрожающий взгляд, так что я невольно опустил руку в карман, пытаясь нащупать какое-нибудь оружие.
Естественно, я ничего не нашел.
– Почему же здесь нельзя выйти? – полюбопытствовал я.
– Потому что это вход.
Как бы ни был этот довод туманен, он меня удовлетворил:
я решил довести это приключение до конца.
Заперев ворота, мы пустились в путь.
Мне казалось, что я зашел в непроходимый девственный лес, изображенный на гравюре, какую можно увидеть на бульварах:
все было на месте, даже поваленное дерево, которое служит мостиком через овраг. Стебли плюща, будто фурии, обвивали подножия деревьев и свисали с ветвей; десятки вьющихся растений, разнообразных вьюнков переплетались, обнимались, душили друг друга в объятиях, под взглядом луны образуя огромный зеленый гамак.
Если бы фея растений, выйдя вдруг из чашечки цветка или ствола дерева, предложила мне провести остаток дней в этих восхитительных зарослях, вероятно, я бы согласился, ничуть не заботясь тем, что об этом может сказать или подумать другая фея, ожидавшая меня на улице Анфер.
Но не фея вышла из своего зеленого дворца – мой проводник, размахивавший палкой и безжалостно сбивавший направо и налево головки растений, попадавших ему под руку, подвел меня к особенно густым зарослям и грубо приказал:
– Проходите!
Первым пошел пес, за ним – я.
Черный человек следовал за мной, и меня не оставил равнодушным этот новый порядок следования в нашем караване:
я представился покупателем, у покупателя есть деньги, а съездить палкой по затылку так просто!
