Книга Мор - Лора Таласса

Просыпаюсь со стоном. В голове как будто бьется еще одно сердце.

Хочу ощупать висок, но руки, оказывается, связаны за спиной. Ноги тоже связаны, так что о побеге нечего и думать. Осознав это, я с трудом сдерживаю злые слезы.

Меня привалили к стене дома с облупившейся краской. Неподалеку бродят несколько человек, но большинство столпилось у телефонного столба.

Щурясь, я всматриваюсь в них, пытаясь понять, что происходит. Не сразу, но понимаю, наконец, что они глазеют на окровавленное тело.

Мор.

Коренастый тип привязывает его проводом к столбу, на израненном теле всадника появляется столько витков, что голова идет кругом. У ног Мора сложен штабель дров.

Лица у Мора опять практически нет, а большая часть спины, судя по всему, сгорела дотла. Будь всадник смертным, он уже раз пять умер бы, и было бы бессмысленно связывать его. То, что они это делают, означает одно: им известно, что он не может умереть.

Кто-то кроме меня узнал, наконец, страшную правду.

И теперь они хотят использовать это против него.

У меня вырывается слабый крик безысходности.

Мужчина заканчивает закреплять Мора на телефонном столбе, и тут же подходят другие – с гвоздями и молотками.

Когда я вижу их, то не сразу понимаю, что они хотят сделать. Разум отказывается понимать. Осознание приходит, когда они забивают первый гвоздь.

Они собираются его распять.

От боли Мор вздрагивает всем телом. За первым гвоздем следует второй, и третий, и четвертый. И снова, и снова содрогается его тело.

Я начинаю кричать и не могу остановиться.

На службе мне не раз приходилось встречаться с проявлениями сострадания и самопожертвованием. Я была свидетельницей того, как увозят в больницу обгоревшего человека, который вбежал в горящий дом, чтобы спасти собаку. Видела, как люди делятся последним и открывают двери пострадавшим, желая помочь попавшим в беду. Я видела столько хорошего. Моя профессия позволяла увидеть, что даже в самых тяжелых обстоятельствах люди способны творить добро. Мы, люди, хорошие. Это действительно так.

Тем более страшным оказывается для меня столкновение с другой стороной человеческой натуры. С холодной жестокостью. Это так ужасно, что на ум приходит только одно-единственное определение: это бесчеловечно.

Одни принимают в распятии Мора активное участие, другие стоят вокруг и с удовольствием глазеют, как их товарищи истязают моего всадника.

Я кричу, умоляю их прекратить, пока сорванный голос не превращается в шепот.

– Гляньте, как эта сука убивается по выродку. Вот дрянь, – кивает один из них в мою сторону.

Другой, с дробовиком через плечо, подходит ко мне. Присев на корточки, смотрит мне в глаза и наотмашь бьет по лицу.

Голова дергается, и я слышу неистовый рев Мора.

– Чтоб мне сгореть, эта тварь в самом деле не подыхает.

С трудом повернув голову, я смотрю на стоящего рядом человека. Щека полыхает от удара, но эта боль ничтожна по сравнению со всем остальным.

– Перестаньте мучить его, – шепчу я. Лицо у меня мокрое, и я только теперь понимаю, что все это время не переставала плакать.

Глядя на мои слезы, мужчина брезгливо морщится.

– Я так понимаю, вы парочка. Всадник и его человеческая подстилка.

Я смотрю на него с тоской. Вы не представляете, как это страшно – заглянуть в глаза тому, кто живет ненавистью и получает удовольствие от насилия. Да, Мор сеет вокруг болезнь и смерть, но он не наслаждается этим.

– Ну, расскажи, красавица, сколько раз тебе пришлось перепихнуться с этим выродком, и что в тебе такого, что он решил таскать тебя за собой?

Другой кричит издали:

– Надо самим проверить, что у нее такого особенного между ног!

Ему отвечает женский голос.

– Я не нанималась торчать тут, пока вы ее все перетрахаете. Давай без самодеятельности, Мак. Действуй, как договаривались.

Мак – это тот, что рядом со мной – бросает на женщину раздраженный взгляд через плечо. Сняв с плеча дробовик, он вытягивает из-за пояса зловещего вида нож и начинает перепиливать веревки на моих лодыжках.

– Только попробуй меня лягнуть, красотка, – бурчит он себе под нос, – и уж я позабочусь, чтобы все здесь попробовали, какова ты на вкус.

Лягнуть его – действительно заманчивая идея, но ноги настолько ослабли, что в ударе не будет силы.

Разрезав путы, он выпрямляется, сжимая ружье.

– Шевелись, – командует он, больно ударяя меня по икрам. Дулом дробовика он указывает в сторону шоссе, метрах в пятнадцати отсюда.

Кое-как, превозмогая боль в израненных ногах, я заставляю себя подняться и, хромая, иду по дороге. Мак следует за мной по пятам.

Я успеваю сделать шагов десять, когда Мак пинком валит меня наземь. Издали слышатся смешки и неистовый то ли рев, то ли стон.

Мор. Видимо, зрение у него сохранилось, и сейчас мы оказались в поле его видимости.

– Вставай, – приказывает Мак. Видимо, все это его забавляет.

Стараясь не стонать от боли, я снова поднимаюсь и, постояв, иду снова.

Еще несколько шагов, и он опять пинает меня, сбивая с ног.

И снова его дружки посмеиваются, и снова раздается крик Мора. А потом Мак снова велит мне подняться только для того, чтобы через несколько шагов сбить с ног. Это повторяется еще много раз, пока смех не стихает, а стоны всадника не превращаются в непрерывный вопль. После этого я уже просто ковыляю, сердце в груди стучит, как кузнечный молот.

Вот, думаю я, каково это, когда твой дух сломлен. Когда не во что больше верить. Непобедимый Мор повержен, люди утратили человечность, а мне предстоит подохнуть, как собаке, в такой погожий зимний день.

В какой-то момент Мак решает, что мы у цели, и командует:

– Стой. Вот-вот, здесь и встань.

Развернувшись, я встаю к нему лицом, а он пятится, помахивая дробовиком. Вот он уже почти поравнялся со своими дружками, которые наблюдают, как Мак целится мне в живот. Они расступаются, так что связанный всадник тоже может видеть меня.