— Нет, ты… Мы ждем твоих пирожков.
И она принесла их нам на праздник.
Народу собралось больше, чем хотелось бы. Олег сказал, что придётся пригласить пару человек с работы. Тогда я предложила ничего не говорить про ожидание прибавления, но Олег ответил, что это не имеет значения.
Это действительно имело значение только для Макса. Он облокотился на костыль и посмотрел на меня в упор:
— Я разве не говорил тебе про мою боязнь коробок с игрушками?
Я улыбнулась.
— Мы будем тихими.
— Так я и поверил! Ну ладно… Соседей не выбирают, они от бога. Наверное, я чем-то провинился. Давай там, береги себя и осторожней с собакой. Может, она вам все-таки не нужна теперь?
И это он спрашивал, глядя на вывалившийся язык Агаты, застрявшей у меня между коленей.
— Нет, у нас дом должен быть полной чашей.
Дом как раз очень заинтересовал Ингу. Я надеялась, что все же прочитала в ее глазах не зависть. Наверное, в них все же была злость.
— Я — твоя мать. Я не должна узнавать подобное среди прочих.
— Мать Олега вообще по телефону узнала, и что?
— Я тебя дурой считала, а ты вон как все ловко провернула… Как в книжке.
— Мама, я люблю Олега.
— Ну да, как же не влюбиться в мужчину с таким домом. Когда он ещё и рожей ничего. Только что он в тебе нашел? Вот этого я не пойму.
— И не надо понимать.
Я быстро отошла от неё — быстро, чтобы не заплакать. Это все гормоны. Мне нисколечко не обидно.
— Ну что я могу сказать? — это меня настиг Гошка с бутылочкой минеральной воды. — Оказывается, в вашей троице сумасшедшая вовсе не ты и даже не собака. А у меня на него такие планы были… — Гошка поднял бутылку и чуть ли не коснулся стеклом моего носа. — Поздравляю! В сентябре ещё раз поздравлю и когда ещё?
— В феврале…
— Тогда ещё и на НГ придётся. Что за черт! С вами, Лефлеры, одни расходы… Давай! И не грузи его домашней работой. Он хирург клавиатуры. У него ручки должны быть холёными…
А у Олегу руки действительно были удивительно нежными — когда он гладил меня, и уникально сильными, когда держал поводок. И Агата его слушалась. Впрочем, любила она его куда больше, но и боялась… Совсем немножко. Боялась расстроить своим плохим поведением. И все равно продолжала слышать от него каждый день «зверюга» — правда, голос его потеплел. Как и сердце — мое. Оно билось спокойно. Кажется, впервые за долгие годы, за всю жизнь — а ведь я прожила уже почти полвека.
Может, это и есть любовь? Не вопли, крики, тэги «люблюнемогу», а именно это самое не могу, но написанное раздельно, когда находиться раздельно с человеком становится невозможно. Я не могу быть от него даже за стенкой. Всегда есть дверь — открытая. И если даже она кажется закрытой, в неё всегда можно постучать…
— Съешь меня, съешь меня… Станешь большой пребольшой…
Я открыла глаза — кончик моего носа трогал кончик пирожка. Удивительно, что их не смели вчера все. Или Олег успел сделать заначку, как запасливый внучек.
— Я тебе кофе сварил. Утром, ты сказала, можно.
Я села и поправила за спиной подушку. Олег вручил мне чашку, но пирожок не отдал. Заставил надкусить. Ага, я вас тоже раскусила, господин Лефлер, пирожок-то у вас один на двоих.
— Тебе две трети, мне одна треть, все по-честному, — откусил он после меня свою законную долю. — На четыре не делится. Пошла, ненасытная, вон… Милю пробежать не можешь… В этом доме толстеть можно только Миле. Остальные будут голодать, если не будут заниматься спортом. В здоровом теле здоровый дух, а от тебя собакой воняет, иди отсюда!
И он вытолкал Агату с кровати, но она тут же запрыгнула обратно.
— Я тоже упрямый, не веришь?
— Не обижай мою собаку! — давилась я смехом, кофе и пирожком с капустой.
— Я обижаю лишь мою половину, самую наглую, твою, послушную, не трогаю… Она думает, что можно безнаказанно сцапать у тебя пирожок.
И я действительно протянула Агате на ладони горбушку.
— Вот так, наглость всегда побеждает.
— А ты меня не наглостью взял?
Олег, завалив довольную собаку на спину, поднял на меня невинные глаза:
— Я? Я не ходил перед тобой в пижаме. И не готовил вкусных рассольников. И не… Ну, много чего я не делал… Но собираюсь сделать. Не сегодня, не завтра и даже не послезавтра.
— А когда?
— Живи со мной и узнаешь. Жизнь должна полниться сюрпризами. Хорошими… И хорошими девочками… Агата, это не про тебя. Ты плохая… Невоспитанная собака, пошла вон с кровати! У тебя три подстилки, два дивана, а у меня всего одна кровать! Имей совесть! Ты тоже… — Олег обернулся ко мне и подмигнул. — Я ещё не завтракал, но мне очень хочется… Остаться с тобой в постели на все воскресенье. Можно?
— А ты один придешь или с Макбуком?
— А ты как думаешь? Кстати, могу и твоего друга захватить. Мы с тобой еще не дожили до такого возраста и такого благосостояния, когда можно устраивать себе выходные по желанию. К счастью, они у нас и не по календарю. По календарю у нас вообще ничего нет…
Жаль, чашка уже опустела, а то я бы применила прием Макса — кофе нахалу в рожу, чтобы не улыбался. И не подкалывал меня. Мне сейчас нужны положительные эмоции. Вообще людям другие и не нужны. И высшая форма любви — это забота о выработке у другого гормонов счастья. Тогда и тревожность сама собой пропадет.
— По календарю у нас только твои митинги… — напомнила я ему с неприкрытым злорадством про ежедневное вставание в пять утра.
Как могут уживаться вместе жаворонок и сова? Зато у совы есть шанс просыпаться в кровати с выгулянной собакой и с чашечкой ароматного кофе. Жаль, бабушкины пирожки только по праздникам… Но ведь череда наших семейных праздников только начинается. И воскресенье только начинается, но у меня нет никакого желания воскресать из кровати — я имею полное право валяться до обеда. Холодильник забит до отказа: Олег с Агатой могут там неделю пастись, а мне половинки пирожка — за глаза и за уши… И если за глаза меня кто-то и ругает, с обеих сторон, то до моих ушей это больше никогда не долетит. Хватит!
— Зато с моей стороны никаких сюрпризов. Я смиренно отдал их на откуп тебе и Агате. Так нести твой Макбук?
Я кивнула — мне необходимо было выставить еще одну фотку Агаты. У нее имелся теперь свой собственный Инстаграм. И никто по гламурным картинкам никогда не догадается, что у этой собаки могут быть хоть какие-то проблемы. Надеюсь, что их действительно скоро не будет — мы станем четко выполнять все требования тренера. У меня уже есть один ребенок. В феврале будет второй — и я вот теряюсь, как мы будем делить любовь на четверых: на ровные кусочки или как?
Любовь не надо делить — ее надо растить до таких огромных размеров, чтобы одному эту глыбу стало просто не под силам нести: вот и будет тогда каждый подпирать ее своим плечом и держать равновесие… Это не мои слова. Это опять Олег сболтнул: ночью, когда ставил «рабочий станок» на зарядку и искал подзарядки под одним со мной одеялом, под которое иногда пробиралась Агата — под шумок, под шум наших с ним поцелуев. Признался ли мне Олег в любви? Нет, еще не время…
