Смотрю на Олега, он отвечает взглядом злым, но каким-то равнодушным при этом. Я понимаю: он уже пережил острый период ненависти ко мне. Увлекся местью и заигрался.
— Значит, ты торговал наркотой, подставляя меня, шантажировал мою дочь, Соню втравил… Ну и стоило оно того? — задаю вопрос.
Олег, бросив взгляд, отворачивается к окну. Немного поглазев, делает небольшой глоток. Воцаряется тишина, никто с места не двигается. Наконец, Олег резко отодвигает от себя чашку, упирая в меня взгляд.
— Может, и не стоило. Такие, как ты, все равно любить не умеют. Все, что тебя волнует — это задетое самолюбие. Как же это кто-то посмел запятнать имя Антона Жукова? Подставить, оскорбить… А то, что ты просто ничтожество, которое думает только о себе, тебя не волнует. То, что ты пользуешься людьми, смешивая их с грязью и выкидывая на хуй — это же нормально, да, Жуков? Дочь тебе на хер не нужна была, так что не надо тут строить из себя оскорбленного отца. Она только и делала, что постоянно жаловалась, как ей недостает твоего внимания. Она на меня и запала потому, что я ей это все дал. То, чего не дал ты.
— Да пошел ты, — выдыхаю зло, но больше ничего сказать не могу. Потому что, как бы это ни было отвратительно, Олег сейчас бьет меня под дых правдой.
— Я пойду. Мы все пойдем, да, Антон? И Римма пойдет, тебе ведь она больше не нужна… И Васнецова пойдет, уже пошла…
На этих словах я впиваюсь в него резким взглядом, невольно сжимая кулаки. Но он не реагирует.
— Я тебя не боюсь, Жуков. Можешь меня до полусмерти сейчас отметелить. Тебе же ничего не будет, — он смеется, качая головой. — Выкинул девчонку на улицу за наркоту, все почему? Потому что решил, что она тебя обманула. Вот сука, да, как посмела? Великого и ужасного Антона Жукова! А то, что она в тебя втрескалась, что ей идти некуда, об этом ты не думал. Потому что ты мудак, Антон, мудак, который не умеет любить. А теперь на, бей, — он встает передо мной, расставляя руки в разные стороны.
Я продолжаю сидеть, глядя на него исподлобья. И чувствую, что у меня нет больше ни сил, ни желания выяснять что-либо, тем более драться. Потому что, если подумать, то сейчас куда больше прав Маслов, чем я.
Встав, оказываюсь глаза в глаза с Олегом, он смотрит спокойно, даже отрешенно.
— Ты знаешь, где Соня? — задаю вопрос, он только качает головой.
Я киваю, немного подумав, бросаю взгляд на Римму. Она стоит напряженная, вслушиваясь в каждое слово.
— Извини, что так вышло, — кидаю ей, она только тяжело выдыхает. А я молча ухожу.
Спускаю бегом по лестнице, чувствуя, как в ушах набатом стучат слова Маслова. И оказавшись на улице, не выдержав, херачу кулаком в стену. Костяшки, еще не успевшие зажить после погрома квартиры, тут же начинают саднить.
— Блядь, — громко выругавшись, иду к машине. Вырулив со двора, растерянно выезжаю на проспект.
Что же теперь делать? Где искать ее?
В отчаянье бью по рулю. Какой же я, и правда, мудак! Все это время упивался жалостью к себе, совершенно не думая ни о ком. Точно так же не думая, когда мне было хорошо. Бросил дочь, отдавшись отношениям с Соней. Бросил Соню, поддавшись своим эмоциям.
И если кто-то может все исправить, то только я один. Больше некому. Потому что пока я искал виноватых во всех своих бедах, нужно было просто посмотреть в зеркало.
Я набираю Борцова, он, конечно, в командировке, но ведь сам просил звонить, если что.
— Ром, — говорю, поздоровавшись, — можешь напрячь кого надо и пробить билеты на поезд и самолет за последнюю неделю? Меня интересует, уезжала ли куда Васнецова Софья… — я на мгновенье сбиваюсь, вспоминая отчество и год рождения из её личного дела. Вот и все, что я о ней знаю. Охуенно.
— Будут новости, сообщу, — коротко отзывается Борцов, — я прилетаю завтра утром, может, заглянешь в гости? Сашка блины обещала напечь.
Я грустно усмехаюсь.
— Ты меня спасаешь что ли, Ром? — задаю вопрос.
— А тебя надо спасать?
Метко. Выдыхаю, пытаясь как-то собраться с мыслями. И вдруг понимаю: кажется, надо. Потому что я окончательно запутался сам в себе и во всем происходящем.
— Короче, жду тебя завтра в два часа, — отвечает на мое молчание Борцов, — заодно постараюсь узнать все по твоему вопросу.
— Спасибо, Ромыч, — говорю все же, но он только усмехается в ответ и прощается.
Я все-таки еду домой. День, конечно, тот еще выдался. Вроде только недавно проснулся, а успел так охуеть, что дальше некуда.
Смутно представляю сейчас, что говорить Женьке, просто нет сил ни на какие разговоры. Несколько дней запоя и такой бодрый выход из него сделали свое дело: чувствую себя выжатым, как лимон.
Дочери дома не обнаруживаю, и в первое мгновение сердце екает, мелькает мысль, что она все-таки уехала. Но зайдя в комнату, обнаруживаю все вещи на месте, и выдыхаю. Совершенно не представляю, как мы будет налаживать отношения после такого дерьма. И я хорош, и она отличилась, конечно. Но Женька — юная, неопытная, попавшая под дурное влияние, а вот как я так опростоволосился…
Падаю на кровать, устало глядя в потолок. Башка начинает медленно гудеть, звон набирается, на глаза давит тяжесть. Надо выспаться, нормально отдохнуть, чтобы по крайней мере начать соображать.
Достав телефон, все же набираю Женьку. Она снимает далеко не сразу, я уже даже думаю, что и вовсе не ответит.
— Да… пап? — говорит неуверенно, я интересуюсь, стараясь, чтобы голос звучал бодро, хотя все равно в нем сквозят нотки усталости:
— А ты где?
— На работе, я сегодня во вторую смену.
— Ясно, — говорю ей. Снова возникает неловкое молчание. — Я, наверное, лягу сегодня пораньше, так что увидимся утром.
— Утром мама улетает, — тут же отвечает Женька, я морщусь, совсем забыл о Маринке. Ну что ж, скатертью ей дорога. — Я обещала ее проводить.
— Не обидишься, если я к вам не буду присоединяться?
Нет никакого желания снова видеть подругу молодости, мы все выяснили в последнюю встречу, когда она гордо удалилась, обозвав меня мудаком. Почти как Лиля. Тоже голову задрала, несмотря на то, что это я дал ей от ворот поворот. Обеим им. И Соне тоже.
Только вот она ушла, глотая слезы, потерянная и растоптанная.
Я даже не слышу толком, что говорит Женька, прощаюсь скомкано, отбросив телефон в сторону, потираю лицо. Где же тебя искать теперь, Соня? Где?
Вечер проходит в дурном состоянии. Я таскаюсь по квартире из угла в угол, несколько раз включаю чайник, но так и не наливаю чай. Принимаю душ в надежде взбодриться, помогает ненадолго. Я только и делаю, что перебираю в голове варианты, куда Соня могла пойти. И по всему выходит, что просто никуда.
