42
Джим закрыл ноутбук и принялся рассматривать потолочные балки. Не было еще и семи вечера, но небо хмурилось и ему пришлось зажечь на письменном столе лампу, чтобы не сидеть в кромешной тьме. Некоторое время он не двигался. Он уже не думал ни об электронной почте, ни об Элизабет и абсурдных помыслах, наводнявших его разум, пока он не вернулся домой. У него по-прежнему кружилась голова. Он поднес руку к груди, нагнулся – ему показалось, что он вот-вот потеряет сознание, – и глубоко, размеренно подышал, чтобы хоть как-то прийти в чувства. Им овладел приступ необъяснимой тревоги – подобное случалось и раньше из-за работы, дедлайнов и глупых обязательств, которые он не считал важными и все же обязан был выполнять.
Где-то за пределами его маленькой гостиной, в коридоре, устланном ковром, он услышал скрип половиц и посмотрел в направлении звука. Тысячи крошечных точек, напоминающих пылинки, плясали в воздухе перед его глазами. Биение сердца успокоилось. Он снял очки, потер пальцами переносицу и прикрыл глаза. Теперь он видел ясно. Вытянутый, неподвижный силуэт стоял напротив двери, украдкой рассматривая Джима. Он напряг взгляд и на мгновение потерял его из виду. Когда же вновь обнаружил, незнакомец уже переместился в глубь гостиной. Джим сделал попытку подняться, но колесики кресла отъехали слишком далеко от стола, так что руке не на что было опереться.
– Не думал, что произведу на тебя такое скверное впечатление, chéri.
Он хотел что-то ответить, но понимал, что всего лишь открывает рот, а из горла не доносится ни звука. Он неподвижно сидел в кресле, отъехавшем на метр от письменного стола, уцепившись руками в подлокотники, и широко открытыми глазами рассматривал человека, который пристально уставился на него, чуть склонив голову. На его губах играла недобрая улыбка. Он медленно прошел к противоположной стене комнаты и встал возле окна. Затем изящным, почти манерным движением откинул со лба волосы. Джим рассматривал его брюки, костюм-тройку, тонкую рубашку с закатанными по локоть рукавами, неторопливое, тщательно выверенное движение, с которым он засовывал руки в карманы брюк. Он снова поднял взгляд на лицо человека: тот рассматривал его с любопытством и иронией.
– А ведь я чуть было не вошел в гостиную и не вырвал у тебя из рук эту нелепую штуковину, – произнес он с лукавой усмешкой. – Если ты собирался бросить мне вызов, то почти добился своего. Но я и не подозревал, что вы, современные люди, настолько невежественны. Даже эта ясновидящая… mon Dieu…
– Кстати, спасибо за видения, – не дрогнув, ответил Джим. Он был собран и готов ко всему. – Очень любезно с твоей стороны сделать меня наконец участником собственной жизни. Благодарю, Люсьен.
Призрак повернулся, оперся плечом о стену и поклонился.
– О, не стоит благодарности! Временами я бываю щедр, – пошутил он, поднял брови и улыбнулся.
– А твоя марионетка не с тобой? – Джим притворно улыбнулся. Несмотря на парализовавший его страх, он сохранял присущую ему ироничность, которая не покидала его даже в минуты крайнего напряжения.
Люсьен сжал губы, отошел от стены и приблизился к столу. Вынул правую руку из кармана и провел пальцами по столешнице с разложенными на ней бумагам и блокнотами. Его действия сбивали с толку и одновременно гипнотизировали Джима. Наконец он оперся о стол и замер, сложив на груди руки.
– Эти игрушки безобидны, если у тебя чистое сердце, Джим. Как вы все не можете этого понять. Большинство людей живут суевериями, страхами, пустыми религиозными предрассудками, собственными страстишками… Я – не более чем зеркало, в котором отражаются их собственные пороки. Не имеет смысла меня ненавидеть…
– Я тебя не ненавижу, а просто не понимаю.
– Ты веришь в Бога, Джим?
Тот отрицательно помотал головой. Люсьен в ответ мягко улыбнулся. Все его движения были деликатными, осторожными, на удивление изысканными. На миг Джим почувствовал облегчение, но призрак вновь посмотрел ему в глаза, и ощущение легкости улетучилось.
– Я тоже в него не верил, и, когда все пошло прахом, не стал ни в чем упрекать. Хотя, уверяю тебя, всей душой хотел бы во что-то верить, чтобы обвинить это что-то в своих бедах, утратах и невезении.
– У меня слишком много вопросов и мало ответов.
– Ничего удивительного.
– Понятия не имею, какая чертова роль отведена мне во всем этом деле, в которое я втянулся по собственной инициативе. И все-таки мне непонятно…
Люсьен поднял руку, призывая Джима быть терпеливым.
– Всему свое время. Я знаю, у тебя много вопросов. Но больше всего тебя интересует, с какой стати я готов ответить тебе на каждый из них. Итак, по порядку. Твое участие в этом деле не случайно, Джим. Я выбрал тебя в тот вечер в Сан-Франциско, когда ты чуть не угодил под такси… Я знаю, ты часто вспоминал тот вечер. Мой ответ – да, это был я. Присутствовал я и во многих других эпизодах твоей жизни, которые ты даже не можешь вспомнить. Именно я заставил Виктора влюбиться в твои книги, а заодно и в образ Катрины, такой совершенный, так похожий на крошку Элизабет…
– Ты? Но зачем?!
– Ты ей подходишь.
– Что значит – подхожу? И к чему все эти смерти вокруг?
– Слишком много вопросов. Возьми себя в руки, Джим.
– Нет, это безумие какое-то… Я ничего не понимаю!
Люсьен выпрямился. В неживом свете настольной лампы лицо его казалось холодным, лишенным чего-либо человеческого.
– За всю свою жизнь и всю свою смерть я убивал очень редко, Джим. Я знаю, что тебе известна та давняя история. Не заставляй меня пересказывать ее еще раз. Вот и Мэри Энн тоже взвинчена… А у меня не так много терпения, поверь.
Джим вздрогнул. В голове у него все смешалось.
– Пытаюсь понять, кто ты и почему так поступаешь. Но, если ты мне не поможешь, вряд ли я сумею разобраться. Скажи, почему ты здесь?
– Я ничто, Джим. Туман, пар, чистый разум, лишенный оболочки. Призрак, привидение, называй как хочешь. Я – все это одновременно… От земной жизни я унаследовал все свои несовершенства, страхи, ярость и страдание, которые привели меня в бездонный и непроницаемый мрак. Я жертва, Джим. Жертва этого мира. Хочешь в этом убедиться? Сейчас я тебе покажу.
Человек положил руку ему на плечо. Джим почувствовал, как по всему его телу будто бы прошел разряд тока. Пол задрожал, воздух сделался густым и плотным. Джима подбросило, затем он качнулся из стороны в сторону и упал ничком на пол. Стены сделались прозрачными, комната завертелась вокруг него. Только Люсьен остался там, где стоял. Его лицо было обращено к небу, которое открылось над их головами. Затем настала тишина, нарушаемая лишь тихим журчанием воды и звуками ночи. Джим открыл глаза. Он был в густом непроглядном лесу. Вдали слышались чьи-то крики. Мимо прошла женщина в рваном платье. Она протягивала руки вперед, в глазах у нее застыли гнев и отчаяние. Внезапно женщину кто-то схватил. Она упала на ветки, ударилась животом о корягу, затем ее куда-то потащили. Вокруг слышался смех – все более громкий, хамский, отвратительный. Джим с трудом поднялся и посмотрел на Люсьена, который почти не двигался. Лицо его выражало отчаяние.
