Нашли укромное место и начали дежурить, чтобы не проморгать Крафта. Странности Китика проявились после сна. Он стал панически бояться своих друзей, избегал любых прикосновений, но был тихим и послушным.
— Остальное тебе известно, — закончил рассказ Флин. — Парни многое видели, чутье подсказывает мне, что считывать надо глубже. Это даст новые сведения об окраинных шайках. В столице стало неспокойно, информация лишней не будет. По большому счету им всем светит суд, даже Китику, как сообщнику.
— Китика не отдам, — сразу обозначила я свою позицию. — Если парень и виноват в чем-то, то уже заплатил за это в полной мере. И за этих двоих я тоже готова побороться. Понимаю, что я наглею, — я замялась и послала ему по эхо-связи “пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста”, — но нашли же мы способ пристроить сына старосты с пользой для общества и не ломая ему жизнь. Может, и тут получится обойтись без тюрьмы?
— Разберемся, — Флин был на диво покладист. — За содействие следствию будет послабление, так что придумаем что-нибудь.
Брат был задумчив. Говорит про Петрима, но думает он явно о чем-то ином. Поэтому я решила подождать и не прогадала. Собравшись с мыслями, мужчина поделился наболевшим.
— Знаешь, Лиза, мне иной раз кажется, что тебя словно сам Арис ведет, чтобы ты распутала огромный клубок. И дело даже не в отказниках. Не сразу, но я заметил, что очень часто рядом с тобой оказываются люди, которые замешаны в деле с маньяком и его последователями. И я говорю не только о себе и коллегах, занимающихся расследованием, но и тех, кто нам противостоит. Найриль Отис, Матильда, Дерек, Крауз и, даже Фауст. За последние полгода, мы собрали гораздо больше ниточек по делу, чем за прошлые года, после поимки основателя этого культа.
— Случайности неслучайны, так что вполне вероятно. Почему ты вспомнил сейчас об этом? Происходит что-то, чего я не знаю?
— Ты много не знаешь, — грустно улыбнулся Флин. — Зато спишь хорошо. Пойду, пообщаюсь с Китиком. С ним работы непочатый край. А ты иди отдыхать. День был не из легких, завтра решим, как быть дальше.
Флин покинул мой кабинет, оставляя меня наедине с миллионом вопросов, которые я так и не озвучила. В одном я была уверена: такие темы с бухты-барахты не поднимаются.
Брату что-то известно, как и Теням, которые так стремительно покинули наш дом. Важная операция. Что-то грядет? Или я слишком мнительна и ищу подвох там, где его нет?
Глава 39
Мои внутренние часы говорили, что сейчас еще возмутительно рано, но по ощущениям, я вполне себе выспалась. Переутомленный впечатлениями мозг просто отключился, едва голова коснулась подушки, хотя были опасения, что долго буду ворочаться, мысленно считая барашков.
И теперь у меня имелся часок для того, чтобы немного понежиться, перебирая воспоминания, спокойно привести себя в порядок и спланировать свой день. Планировать, впрочем, особенно нечего. Мы специально все подгадали так, чтобы оставить последний день на уборку, отдых и, естественно, на доеданики, как это обычно бывает после новогодних праздников.
Я намеревалась, к примеру, изучить все подарки, которые мне преподнесли сотрудники и воспитанники. Суматоха вчера творилась такая, что было не до этого, разве что смогла полюбоваться затейливой вязки, легкой и теплой шалью, которую можно было использовать как плед — такой большой она была. Подарок от швей. Оказывается, Аришки со своими ученицами начали ее вязать еще летом, когда ждали меня из госпиталя.
Как по мне, и я без того получила два самых замечательных подарка: праздник получился таким фееричным, как я и мечтать не смела — это во-первых. А во-вторых — бабушка сама сделала шаг навстречу. В ее позиции много неясного и даже тревожного, но она ясно дала понять, что не отвергает меня и что моя жизнь ей не безразлична. Я могу смело поставить это себе в зачет просто потому, что мудрая леди не осталась равнодушной к детям, они ее явно заинтересовали, и я бы сказала — вдохновили. Понять бы еще на что?
На столе в кабинете, в окружение разных свертков, обнаружился подарок, который не заметила ночью. С братом, по традиции, общались мы сидя на кровати, каждый около своей спинки. Короткая записка красивым каллиграфическим почерком выдала дарителя, вызывая радостную улыбку. Понятно, почему это было не под ёлкой — очень уж тяжеловесный дар. В этом весь Ричард — никаких полумер и полутонов. Только щедрость и чуткость.
Я всегда отмечала, как внимательно он слушает все, что я ему говорю. Больше месяца назад я мимоходом упомянула, что надо бы найти хорошего мастера.
— Резать, гранить, шлифовать каменные заготовки для музыкально-лекционных шкатулок у меня самой нет ни времени, ни сил, ни желания, — жаловалась мужчине без зазрения совести. — А еще камни нужно подбирать. Готовых болванок у меня хватит на пару недель, а потом — катастрофа. Или мне теперь сидеть ночами под заглушкой и делать тупую работу или покупать втридорога. Или того хуже — переделывать отработанную версию рун под новый размер камней, а это значит, переделывать шкатулки.
Переживала я не на пустом месте. Сейчас мне удалось добиться унификации. Есть четыре шкатулки, к которым подходят все камни с лекциями. Изменение одного ведет к изменению другого. Ричард слушал женские стенания и выцеловывал профессиональные шрамики на моих пальцах, отчего я буквально млела.
И вот передо мной на столе стоит окованный чеканным металлом ларец, а в нем… около двух сотен идеальных болванок из отличного серо-голубого халцедона. Даже в выборе камня проявлялась забота, недаром подобный камень любили резчики гемм в Древней Греции — легкий в обработке и хорошо держит форму. В отдельном бархатном мешочке лежали три болванки из полупрозрачного коричневого кварца и записка.
«Это подарок для меня. Камни цвета твоих глаз, хранящие твои песни, согреют мне сердце».
Даже тот давний разговор про любящие сердца он не забыл и нашел способ намекнуть мне на это.
Я была растрогана до слез.
Шмыгнула носом и глубоко вздохнула, возвращая себе душевное равновесие. Не хватало ещё и в самом деле разреветься на пустом месте.
А вот посыпать себе голову пеплом время самое подходящее.
У меня тоже был подарок, меркнущий на фоне столь ценного дара Медведя. Контраст был настолько очевиден, что я испытала некоторую неловкость, а вместе с ней пришел нормальный русский вопрос — что с этим делать?
Ответ был очевидным: прекращать маяться дурью. Вот какого, спрашивается, рожна мне еще надо? Есть надежный мужик, преданный мне душой и телом. Есть я, которая тянется к нему, как подсолнух к солнцу. Впервые за много-много лет вновь чувствую себя слабой и хрупкой женщиной рядом с сильным мужчиной… и это так пьянит! И даже этот чертов медвежий импринтинг проникает в душу все глубже и глубже, потому что свою жизнь без Мишки я уже не представляю, мужчин других в упор не замечаю. Вон их сколько вокруг вертится, особенно в теневом департаменте.
