Книга Призраки грядущего - Дэвид Геммел

Шестнадцать часов Чареос пролежал при смерти, едва дыша. Аста-хан сидел рядом с ним, вливал ему в рот дурно пахнущее зелье и растирал члены, облегчая приток крови. Чиен-Цу предложил свою помощь, но Аста отмахнулся.

— Будет ли из всего этого толк? — спросил Киалл Чиена.

— Я никогда еще не видел, чтобы человек так старался. Я почти что верю, что жизнь Чареоса ему не безразлична. Почти что.

Киалл вернулся в караульную, где Равенна уже родила близнецов, крепких и здоровых. И родильница, и не отходившая от нее Танаки спали. Киалл хотел уйти, но тут Танаки открыла глаза, улыбнулась устало, подошла к нему и обняла.

— Что же теперь? — спросила она.

— Будем ждать, что ответит регент.

Один из мальчиков расплакался. Танаки взяла его из корзинки, где он лежал вместе со своим братом, откинула одеяло и приложила его к груди Равенны. Крепко спящая мать даже не шелохнулась.

Танаки растерла спинку затихшего малютки и вернула его в колыбель. Второй проснулся, но не плакал. Танаки и его отнесла к Равенне, и он тоже насытился.

— Жаль, что Равенна — не женщина Чареоса, — сказал Танаки.

— Почему?

— Он мог бы сразиться за нее с Джунгир-ханом. Таков надирский обычай — хан не смог бы ему отказать. Тогда мы избежали бы войны.

— Я сам могу вызвать его, — сказал Киалл. Глаза Танаки наполнились страхом.

— И не думай даже! Я видела, как ты дерешься — ты и вполовину не столь искусен, как Джунгир. Он порубит тебя на куски.

— Но могу же я нанести удачный удар, — настаивал Киалл.

— Удача в твоих поединках не играет никакой роли. Выбрось это из головы!

Киалл задержался в дверях.

— Знаешь ли ты, что я тебя люблю?

— Знаю.

Он поднялся на стену к Салиде, Гарокасу и Чиен-Цу. Шаман по-прежнему сидел рядом с бесчувственным телом Чареоса.

— Думается мне, его сердце уже отказало, — сказал Га-рокас.

— Он уже немолод, — отозвался Салида, — но будем надеяться, он выдюжит.

Надиры зашевелились и начали седлать лошадей. Салида взглянул на небо — данный им срок истекал.

Всадник влетел в западные ворота и соскочил со взмыленного коня. Подбежав к Салиде, гонец вручил ему пергаментный свиток с печатью регента, оттиснутой в зеленом воске. Саяида отошел в сторону, снял боевые перчатки и вскрыл письмо. Громко потянув носом, он медленно прочел его, снова свернул и сунул за пояс.

Потом натянул перчатки и вернулся к остальным.

Надиры двинулись вперед с Джунгир-ханом во главе. Они остановились под самой стеной, и хан спросил, подняв голову:

— Получил ты свой ответ, капитан Салида?

— Получил, великий хан. Мне приказано удерживать эту крепость именем готирского народа и не допускать сюда никаких иноземных войск.

— Это война, — сказал Джунгир, обнажая меч.

— Подождите! — вскричал Киалл. — Могу ли я сказать слово, великий хан?

— Кто ты такой, мальчик?

— Я Киалл. Равенна была моей женщиной, ее украли из моей деревни. Мы были женихом и невестой. Я вызываю тебя, чтобы решить ее судьбу поединком.

Джунгир откинулся в седле, пристально глядя на Киалла темными глазами.

— Ты хочешь сразиться со мной сам?

— Это мое право, и у надиров так заведено.

Джунгир покосился на своих людей. Они все знали этот обычай, и хан чувствовал, что смелость юноши им по душе.

— Что будет, когда я одержу победу, кроме того, что я получу назад мою женщину?

— Я могу отвечать только за Равенну, великий хан.

— Хорошо. Спускайся сюда, и мы сразимся. И я обешаю убить тебя быстро, ибо ты следовал за своей женщиной, как подобает мужчине.

Надиры одобрительно загудели. Киалл спустился во двор. Аста-хан, слышавший все, подскочил к нему и схватил его за руку.

— Чего тебе? — спросил Киалл, стараясь освободиться.

— Послушай меня, дуралей, — тебе нет нужды умирать! Я помогу тебе в бою, если ты мне доверишься.

— Я не желаю никаких колдовских штучек.

— Их и не будет. Повтори только за мной то, что я скажу, — вот и все.

— Что я должен повторить? — пожал плечами Киалл.

— Одни заветные слова, которые обеспечат тебе помощь друга. Доверься мне, Киалл. Разве ты не видишь, что я на твоей стороне? Я борюсь за жизнь Чареоса — разве это ничего не значит? Я твой друг.

— Скажи свои слова.

Аста-хан закрыл глаза и произнес нараспев:

Мы надиры,

Вечно юные,

Кровью писаны,

Сталью пытаны,