Итак, в одном случае прядь солнечной шерсти была отделена от исходной полноты единого света, в другом — полная чаша воды извлечена из неразрывной тотальности потока. Оба символа — каждый на своём уровне — указывают на то, что Психея способна воспринимать и ассимилировать проявления маскулинности и придавать им форму, не разрушаясь под напором неодолимой энергии нуминоза.
Поскольку Психея является порождением земли, она способна лишь воспринимать и наделять формой области бесконечного универсума, находящиеся в сфере её досягаемости, — но такова её глубинная природа, и именно она делает нашу героиню человеком. Данное формообразующее и ограничивающее свойство является основой принципа индивидуации, который и воплощает Психея. Определяя отцовский уроборос как неупорядоченное множество семян (первый подвиг), как деструктивное маскулинное сияние (второй подвиг), или же как оплодотворяющую силу (третий подвиг), мы подразумеваем под этим понятием сокрушительную нуминозную мощь маскулинности. Тем не менее, при более пристальном рассмотрении эти три характерные фазы могут быть представлены в качестве различных аспектов проявления Эроса как чудовищного дракона. Оплодотворяющему свойству, ослепительному блеску и могучему динамизму можно поставить в соответствие три уровня «действенности» его образа, три формы его действительности.
В свете всего вышесказанного «исчезновение Эроса» обретает новый, таинственный смысл. На поверхности ситуации лежит объяснение, будто Эрос покинул Психею за то, что она нарушила его требование анонимности. Если взглянуть глубже, оказывается, что он вернулся «к матери»: эту трактовка находит подтверждение в символизме кипариса как дерева Великой Матери, на котором сын-любовник сидит словно птица, а также в том, что Эрос вновь оказался в неволе, во дворце Афродиты. Но на предельном уровне погружения мы вынуждены признать, что божество исчезает вследствие того, что во время своего рокового поступка вооружённая лампой Психея не сумела распознать, каков же Эрос «на самом деле». В дальнейшем выясняется, что Эрос раскрывает Психее свою истинную сущность лишь постепенно, в процессе её собственного развития. Форма его проявления зависит от самой героини: бог трансформируется вместе с ней и посредством неё. С каждым следующим подвигом Психея постигает — сама того не осознавая! — новую категорию реальности Эроса.
Череда подвигов, которые она ради него совершает, отражает последовательный рост осознания Психей не только себя самой, но и Эроса. Именно благодаря постепенному ходу этого процесса и за счёт того, что героиня умудряется не погибнуть под воздействием превосходящих сил нуминоза (которые представляют также и Эроса), Психея с каждым подвигом становится всё более защищённой и приспособленной к восприятию божественных энергий и фигуры своего возлюбленного.
Итак, с помощью орла, олицетворяющего бессознательный маскулинный дух, Психее удаётся миновать очередную ловушку, в которую Афродита насмешливо пыталась её заманить. На пути индивидуации сделан ещё один шаг. Но в развитии Психеи можно отметить следующую любопытную черту: это путешествие в направлении сознания, которое на всём своём протяжении сопровождается сознанием. Кроме того, бессознательные силы играют в данном процессе более яркую роль, чем в ходе становления маскулинного сознания: действительно, по сравнению с маскулинными аналогами, такими как Персей или Геракл, независимые проявления нашей героини в качестве Эго куда менее значительны… И тем более впечатляющей предстаёт автономная активность бессознательной целостности, что руководит Психеей.
Таким образом, характерная особенность «подвигов Психеи» заключается в том, что «взаимосвязующему» компоненту фемининной психики — иначе говоря, её «эротической составляющей» — всё активнее сопутствует маскулинный духовный элемент, изначально бессознательный, но постепенно включающийся в сознательную установку.
Поскольку при интерпретации мифологемы нам необходимо использовать «субъективный подход», образы животных-помощников следует рассматривать в качестве неких сил, действующих внутри Психеи. Здесь важно подчеркнуть, что субъектом — то есть активным участником происходящего — является именно Psyche, несмотря на то, что данная активность продиктована её внутренними импульсами. Это подобно творческому процессу: разумеется, его динамизм обусловлен бессознательными факторам, а отнюдь не Эго, — и всё же не вызывает сомнения «правомерность» приписывания актов творчества самому индивиду, в котором указанные факторы находят своё выражение.
В основе процесса индивидуации героини лежит формирование дифференцированной структуры из аморфной массы проявлений уробороса. На первом, предварительном этапе данного процесса Психея, по сути, пребывает на болотной стадии Бахофена, находясь под заклятием Эроса-дракона, в тотальной бессознательности. Таков уроборический круг бытия — тревожно копошащийся в первичной темноте, извечно осквернённый отсутствием сознания, изначально сбитый с толку отсутствием света. Это «жизнь как она есть» — в экстазе плотских ощущений снующая во мраке драконьего рая. Конец и начало круга — во тьме бессознательного. Но роковой поступок Психеи размыкает его навсегда, озаряя внезапной вспышкой сознания, а принципы любви и межличностных отношений приходят на смену былой безликой страсти и непроглядным объятиям абсолютного инстинкта.
Поскольку сам процесс развития Психеи мы считаем архетипическим, нам следует признать, что мифологический тандем «Эрос + Психея» также носит архетипический характер, являясь прообразом взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Так, Эрос и Психея, поглощённые друг другом во мраке бессознательного блаженства, соответствуют исходному уроборическому состоянию психики. Это фаза психической тождественности объектов мира: они словно впутаны в общий узел, сплавлены в единый конгломерат, образуя однородную смесь[213], как в состоянии мистического соучастия. Психическая жизнь погружена во тьму — иначе говоря, представляет собой вереницу бессознательных актов возбуждения, совокупления и оплодотворения. Как мы видим, символизм «Эроса и Психеи, единых во тьме» в точности согласуется с обозначенной универсальной констелляцией содержаний коллективного бессознательного.
Как мы уже неоднократно отмечали, роковой поступок Психеи приводит к новой психической ситуации: любовь и ненависть, свет и тьма, сознание и бессознательное вступают в конфликт. Это стадия «разделения прародителей», на которой берёт своё начало принцип противоположностей. Свет сознания с его властью разделять и анализировать вторгается в исходное состояние психики и преобразует бессознательное тождество в противостояние полярных противоположностей. Но данная оппозиция оформилась в бессознательном Психеи ещё до совершения поступка — фактически, она и подвигла героиню к решительным действиям.
Эрос и Психея, единые во тьме, выражают простейшее, бессознательное притяжение противоположностей, которое равнодушно порождает жизнь как таковую; эта жизнь пока не обладает человеческими чертами. Но возникновение света делает Эроса «явным», утверждая феномен душевной любви — а значит, и всю полноту любви, доступную человечеству, в качестве высшей, человеческой формы проявления архетипа «взаимосвязи». В ходе поисков сокрытого Эроса осуществляется развитие Психеи, и именно его завершение знаменует высшая манифестация указанного архетипа: божественный Эрос соединяется с божественной Психеей.
