Роеске также полагает, что общественный аспект программы анонимных алкоголиков может быть преимуществом в борьбе с захватом:
– Подобно религиозным обрядам и восточным практикам, преимущество АА заключается в том, что программа не ограничена, в отличие от психотерапии. Существует очень важное ощущение сплоченности, принадлежности к чему-то. Я думаю, это очень важно. Мне кажется, что ощущение захвата затмевает чувство сплоченности. Если разум захвачен, то он будет действовать только под влиянием захвата – пока не вмешается иная сила, божественная, или человеческая, или просто благосклонно принятый совет.
Набраться мужества для изменения – это самая сложная часть трансформации, она подразумевает добровольное погружение в неизвестное.
Я спросил Роеске, может ли в этот момент вмешаться другой эмоциональный опыт, который позволит изменениям происходить.
– Да, но это неоднозначно, – ответила она. – Например, если алкоголь является способом облегчения эмоционального дискомфорта, что нередко, или сопровождает сильные радостные эмоции – вообще любые эмоции, – то возникает реальная потребность справиться с этими чувствами без обращения к алкоголю. Это предполагает создание пространства, где эмоции могут быть пережиты по-новому, и пусть это болезненно, но это ощущается как освобождение. Наше воспринятие себя основано только на нашем опыте – мы не можем просто притвориться другой личностью. Такое «действие», скорее всего, будет иметь обратный эффект, если нет хотя бы какой-то веры в то, что человек может стать тем, кем он или она стремится стать. Если есть хоть малейшее убеждение, что человек становится тем, кем он стремится быть, новое пространство послужит основой для изменений.
– Когда вы видите у своих пациентов такие изменения, насколько трудно им потом удержаться на новом уровне? – спросил я.
– Нет ни одного человека, который бы не имел спускового крючка, даже если на него снизошло ощущение мира и покоя. Должно присутствовать истинное желание; поэтому, вместо рефлексии или чрезмерного развития нервных паттернов, существует истинное пространство для иного выбора, или пространство для восприятия эмоционального опыта, без обращения к привычкам прошлого или убеждениям прошлого.
Я заметил, что Роеске время от времени использовала слово «капитуляция», и спросил ее, как это слово, по ее мнению, отличается – в контексте захвата – от «освобождения».
– Я думаю, что капитуляция происходит, когда остаются только готовность принять что-то – прекратить сражаться с чувствами, разрешить себе испытать импульс и не сдаться. Забавно, может казаться, что это работа, но, но на самом деле это возможностью прекратить контроль – прекратить контролировать свои эмоции или переживания и позволить себе эти переживания.
Возможности самоконтроля
Человеческий опыт по своей природе хаотичен. Наш мозг постоянно атакуют стимулы не имеющие ни четкой формы, ни структуры. Сталкиваясь с этой волной несвязных ощущений, мы должны как-то структурировать их, придавать им смысл – чтобы в конце концов сформировать ощущение собственного «я».
По этой причине мы постоянно фильтруем стимулы в автоматическом режиме, мгновенно определяя направление нашего внимания. Этот процесс имеет практический смысл, например, он помогает нам увидеть ребенка, выскочившего на дорогу перед автомобилем и вовремя затормозить. Тот же самый процесс фильтрации, который помогает избежать аварии, несет ответственность и за выбор переживаний и фрагментов жизненного опыта, определяющих реальность каждого из нас. Там, где один человек испытает поражение, столкнувшись с отказом, другой будет действовать с большей решимостью. Дэвид Фостер Уоллес ощущал себя обманщиком и тяжело переживал чувство собственной неполноценности; другой на его месте мог бы испытать глубокое удовлетворение от достигнутого успеха.
В течение жизни каждый из нас создает понятную и связную учетную запись, вне хаоса и путаницы повседневного существования, – это постоянно изменяющийся пересказ собственной жизни. Со временем определенные персонажи и переживания выходят на первый план, а другие постепенно исчезают и забываются. Без собственноручно созданного сюжета линия нашей жизни будет постоянно искривляться из-за случайных беспорядочных подробностей. Джоан Дидион выразила самую суть в нескольких словах: «Мы рассказываем себе истории, чтобы жить».
Тогда возникает обоснованный вопрос: как получаются эти истории?
Я полагаю, что захват представляет собой инстинктивный процесс, который помогает нам вычленить сюжет для нашей истории из хаоса окружающего мира. И в этом заключена проблема: хотя захват позволяет нам осознать мир, это осознание очень далеко отстоит от рационального мышления. В этом случае наша история – история нашей жизни – не всегда похожа на ту, которую мы намеревались рассказать.
* * *
Существует ли свобода от захвата? Можем ли мы повернуть переключатель и осветить всю сцену – каждую складку занавеса, углы и перекрытия, – и понять, зачем это все? В общем и целом, ответ – нет. Внимание по самой природе вещь избирательная и самоусиливающаяся. Наше окружение – историческое, экономическое, физическое – диктует, какой стимул станет для нас салиентным, подгоняя к этому паттерны, которые в свою очередь определяют, как мы воспринимаем мир и в конечном счете – кем мы становимся.
И все же немного автономии сохраняется даже в состоянии захвата. Когда мы понимаем, что такое захват – это нервный механизм, который влияет на наш опыт и одновременно зависит от нашего опыта, – то мы перестаем быть пассивными наблюдателями, завязшими в неудачном или неприятном повествовании. Осознав пути изменения фокуса внимания, мы можем даже развить в себе исключительную гибкость ума, которая позволит нам одновременно рассказывать разные – временами даже противоречивые – истории.
Мы можем влиять на этот процесс, не просто принимая постоянный диагноз, например «тревожное расстройство» или «депрессия», но активно меняя то, что оккупировало наше внимание. Чтобы преодолеть захват, вполне возможно направить себя на путь более позитивного влияния, а также восприятия соответствующих стимулов. Это происходит, когда новая форма захвата становится такой важной для нас, что старая теряет свою притягательность.
Для тех, кто страдает от более серьезных недугов, изменение часто приходит в виде преобразующего переживания. Можно сосредоточиться на других людях – как Крис Уар сделал это неожиданно для себя, когда стал отцом, или попасть под захват ощущения высшей Любви – как Симона Вейл.
Однако силы воли недостаточно для сохранения изменений. Задача состоит в том, чтобы черпать силы из иного источника, нежели простая самодисциплина или самоосуждение. Полноценные, окончательные изменения происходят в том случае, если мы позволяем себе избавиться от давления вызванного изоляцией и почувствовать поддержку и связь с другими людьми, вместо того, чтобы замыкаться на себе. Это часто происходит через жертвование, или служение, или любовь и веру, или членство в каком-либо сообществе.
