— Тепло? — спросил мистер Ру, во второй раз пытаясь мне угодить.
— Тепло, — сказала я, хотя понятия не имела, что он имел в виду — обогреватель наверху или печь передо мной.
В конце концов суп остыл, и я смогла его попробовать. Я проголодалась, поэтому мне он показался довольно вкусным. Вкус напомнил лук и летние газоны. Мистер Ру дал мне второй ломтик хлеба. Я съела и его. Отчасти есть было проще, чем думать. Размышления значили, что мне придется планировать свои действия. Но единственное, чего мне хотелось, — это вернуться в свою спартанскую комнату и проспать ночь напролет. Я чувствовала лишь усталость и растерянность. Мой план приехать в Болгарию, чтобы найти Джека, теперь казался таким безрассудным, таким кричаще нелепым, что я удивилась, почему Эми не толкнула меня на землю и не привязала, чтобы я никуда не уехала. Но она приняла мои заверения — честно, Эми, он должен быть там, именно там начинается дневник, я клянусь, в этом есть смысл, только если знаешь Джека, если читала работу его дедушки, — я столь увлеченно ее убеждала, что убедила и себя.
— Вы будете смотреть, как они сжигают Старуху? — спросил мистер Ру, убирая посуду. Остальные гости разбрелись кто куда. Я сидела в одиночестве перед огнем.
— Сжигают старуху? — не поняв, о чем идет речь, спросила я.
— Старуху Зиму. Они несут ее на площадь, а там сжигают. И тогда с гор спускается весна.
«Это должно быть тепло», — подумала я. Мое восприятие мира вдруг стало двойственным — тепло или не тепло.
— Есть какой-то способ найти кого-то на фестивале? Оставить кому-то сообщение? — спросила я.
Мистер Ру облокотился на один из столов и взглянул на меня.
— Вы в порядке? — спросил он.
Я пожала плечами. Чтобы не заплакать.
— Мне нужно найти кое-кого здесь, — сказала я, взяв эмоции под контроль.
— Потерянный мальчик?
— Да, — сказала я, улыбнувшись при упоминании потерянных мальчиков и подумав о Питере Пене. — Потерянный мальчик.
Мистер Ру немного подумал, а затем оттолкнулся от стола, едва заметно улыбнулся и потянулся за моей миской.
— Фестиваль, — сказал он, — это хаос, никогда не предугадаешь, что найдешь. Или что найдет тебя. Но иногда боги вспоминают о нас. Выходите и ищите. Что вам терять?
Старухе Зиме пришлось нелегко.
Я смотрела, как ее несет команда сильных мужчин — это было шумное шествие, охватившее около двух кварталов города, — подняв ветхий стул над головами. Хотя Старуха Зима и была пугалом, это все же было старательно сооруженное пугало, с усмешкой, кое-как нарисованной на его лице. Ростом Старуха Зима была не ниже среднестатистического человека, а на ее плечи надели пиджак с бутоньеркой, торчащей из лацкана. Мужчины, несущие ее, были в цилиндрах, а их лица — выкрашены в белый цвет. Я понятия не имела, какое символическое значение имели цилиндры, но была готова идти с этими мужчинами.
Я хотела идти с ними.
Хотела, чтобы и меня несли так, как Старуху Зиму, а потом бросили в огонь и выжгли все воспоминания о Джеке раз и навсегда. Колокольчики звенели с дикой энергией, звон эхом отбивался от старых городских стен и назойливо преследовал мои мысли. Я стояла посреди проспекта и, вжавшись в дверь магазина позади себя, смотрела на шумное пьяное шествие — даже со стороны я чуяла нотки алкоголя, словно вместе с толпой танцевала огромная волна кукурузы и пшеницы, — то и дело разбивающееся на небольшие кучки гуляк. Когда основная масса народа ушла вперед, я пошла следом за ними, надеясь увидеть, как Старуха встретит свою судьбу.
Вот когда я увидела Джека.
Когда я думала, что увидела Джека. Когда Джек вынырнул из толпы лишь на миг, а затем снова исчез.
Это было похоже на удар ниже пояса. Или как если бы кто-то взял острый тонкий напильник, похлопал бы им о ладонь, а затем изо всех сил воткнул его прямо в мясистое углубление на моей переносице. Я не могла пошевелиться. Кто-то пихнул меня и извинился. Я лишь предположила, что он извинился, потому что на самом деле ничего не понимала. Я обернулась и кивнула. Затем снова приковала взгляд к кучке людей, в которой только что видела Джека.
Где Джек Вермонтский, мой Джек, радостно танцевал, подняв руки вверх, с красивой женщиной рядом с ним.
С прекрасной женщиной.
Но был ли это Джек? Был ли? Я не могла сказать это с уверенностью. В один момент я была абсолютно уверена, что Джек, словно призрак, появился в толпе с поднятыми руками. На нем была его коричневая ветровка — та самая ветровка, которую он всегда носил. Но уже через секунду рациональная часть моего мозга отклонила этот желаемый образ. Это была лишь иллюзия. Как следствие истощения и перевозбужденного эмоционального состояния.
И был ли он с другой женщиной? Это то, что я увидела?
Видела ли я вообще хоть что-то?
«Стоп», — подумала я. Нужно, чтобы все остановились хотя бы на миг. Словно я уронила контактную линзу на пол. Всем оставаться на своих местах. И тогда я могла бы пройти между ними, словно в самой большой в мире игре в «Утка, утка, гусь», дотронуться до каждого и попросить их выбыть из игры. Я бы выгоняла их по очереди до тех пор, пока не нашла бы Джека или его двойника, или мужчину, который настолько сильно похож на Джека, что это служило бы рациональным объяснением моей галлюцинации.
Я поспешила вперед. Люди вдруг стали кричать и ликовать еще громче, и к тому моменту, когда я добралась до толпы, Старуху Зиму уже объяло пламя. Она горела на самой верхушке огромного костра, а ее чучельное тело превращалось в фитиль посреди пронзительно-желтого пламени. Толпа кричала и танцевала, а колокольчики, беспрестанные, назойливые колокольчики, трезвоня адским хором, насмехались над страданиями Старухи. Я смотрела, как меняются маски в зависимости от угла света, падающего на них. Я уже не в силах была определить, что чувствую: дикий призыв к самой себе, страх, радость, ярость. Кружа среди сумасшедших танцоров, я осознала, что, может, в этом все и дело. Может, под зимой подразумевается прежде всего зима, живущая внутри нас.
Я искала час. Два часа. Искала до тех пор, пока пылающая Старуха и ее пламенный трон не превратились в тлеющую кучу пепла и головешек. Искала, пока не пришли местные полицейские и не приостановили толпу, чтобы пожарная охрана смогла потушить остатки огня. Затем я смотрела, как экскаватор сгребает пепел и отходы и высыпает все это в кузов синего грузовика.
Старухи больше нет. Джека тоже. Я отправилась в свою комнату, к мистеру Ру и обогревателю с пухлыми губками и горячим дыханием. Мой потерянный мальчик оставался потерянным.
Я не могла уснуть.
Я даже не дремала. Лишь кормила Амура монетами и лежала в постели, изо всех сил пытаясь придумать хоть какой-то план. Придумать хоть что-нибудь. Больше всего я раздумывала о том, действительно ли я видела Джека. Сперва я думала, что это должен был быть Джек. Я знала его силуэт, его телосложение, его походку на подсознательном уровне. И как только я привыкала к этой мысли, на крохотных мышиных лапках в комнату прокрадывалось сомнение, подергивая носом и ушками, шевеля усами.
