В противоположность этому основополагающая экономическая концепция в США (вполне возможно, доминирующая) с 1980-х годов стоит на том, что свободный рынок, на котором действуют все вышеупомянутые предостережения, в основном привлекающие внимание не тогда, когда соблюдаются, а когда нарушаются, – это всегда благо, пока у нас есть свобода выбора.
Эпоха реформ
В истории США был замечательный период примерно с 1890 по 1940 год, получивший название эпоха реформ. С реформами ассоциировались три основных движения: сельскохозяйственный популизм 1890-х годов, возглавляемый Уильямом Брауном; прогресивизм с концепцией эффективного государства, представленый Теодором Рузвельтом в 1900–1920-х годах и «Новый курс» Франклина Рузвельта. Эти движения, как и их цели, были очень разными, но они привели к формированию у американцев новых, более широких взглядов на роль правительства на всех уровнях, и особенно на федеральном, чем были у их предков в 1890 году{514}.
Если оглянуться на времена после Второй мировой войны и окончания эпохи реформ, бросается в глаза замечательный консенсус: правительство представляет собой полезный противовес негативным явлениям рынка. Конечно, между взглядами республиканцев и демократов были определенные расхождения, но, исходя из практики внутренней политики США, они скорее касались деталей, а не принципиальных вопросов. Президент-республиканец Дуайт Эйзенхауэр – непреднамеренно{515} – назначил главного судью, сумевшего перевернуть американскую историю и отменить предшествующее решение Верховного суда, сделав расовую сегрегацию в школах незаконной. Более того, когда губернатор Арканзаса Орвал Фобус поставил это решение под сомнение в Литтл-Роке, Эйзенхауэр отправил в штат федеральные войска. Он также положил начало созданию федеральной системы скоростных автострад. Эйзенхауэр был республиканцем, но в обоих случаях заставлял правительство служить нуждам людей.
Во время президентства демократов Джона Кеннеди и Линдона Джонсона эта политика была продолжена: Кеннеди использовал кейнсианский инструментарий, чтобы «заставить экономику двигаться снова»; он предложил принять закон о гражданских правах, который Линдону Джонсону удалось провести через Конгресс уже после смерти Кеннеди. Джонсон также создал программу Medicare. Занявший пост президента республиканец Ричард Никсон перенял эстафету у своих предшественников: было учреждено Агентство по защите окружающей среды, существенно увеличились компенсации по программам социального страхования{516}. Таким образом, в национальной истории США и республиканцы, и демократы отстаивали многообразие функций правительства. Конечно, мы вовсе не утверждаем, что эти реформы прошли без сучка и задоринки. Но в соответствии с доминирующими взглядами того времени правительство могло служить обществу многими различными способами{517}.
Легитимизация новой истории
Однако через некоторое время на сцену вышла Новая история: «В условиях нынешнего кризиса правительство не может быть решением проблемы, скорее, оно является ее частью». Этой фразой из своей первой инаугурационной речи – часто цитируемой, но без слов «в условиях нынешнего кризиса» – Рональд Рейган запустил в оборот Новую национальную историю{518}. Нетрудно поверить, что правительство может стать проблемой (например, из-за отсутствия компетенции), если вы думаете, что рынок представляет собой совершенный механизм до тех пор, пока у людей есть право выбора. Но с учетом внешних факторов, несправедливого распределения доходов и охоты на простака рынок отнюдь не покажется совершенным механизмом. Тут-то и появляется поле деятельности для правительства. Эпоха реформ показала, что если его эффективно использовать, то оно может обеспечить обществу большие выгоды. Однако все это стало Старой историей.
Новая история оказалась ложной по той причине, что ложной является ее трактовка экономики, как и трактовка американской национальной истории. Спустя много лет эпоха реформ представляется нам временем гигантского расширения сферы деятельности правительства. Путем проб и ошибок, после долгого и болезненного опыта мы наконец внедрили правительственные программы и приняли законы, направленные на удовлетворение реальных нужд: программы социального и медицинского страхования, контроля ценных бумаг, страхования вкладов, федеральную систему скоростных дорог, помощь бедным, контроль продуктов питания и медикаментов, защиту окружающей среды, законы о безопасности дорожного движения и о борьбе с мошенничеством с ипотечными кредитами, гражданское право и гендерное равенство. И это лишь несколько примеров. Долгая и наполненная борьбой история – почти столетняя на момент инаугурации Рейгана – в итоге привела к формированию правительства, действительно отстаивающего интересы людей.
Новая история – правительство как проблема – уже сама по себе часть охоты на простака. Ее основной призыв звучит вполне правдоподобно, особенно потому, что истории о том, что делается правильно, гораздо труднее «продать» репортерам, чем истории о том, как что-то пошло не так. Журналисты, пишущие о том, что «сотрудники Комиссии по ценным бумагам и биржам весьма компетентны и упорно трудятся на благо общества», быстро потеряют работу. Поэтому новости о правительстве посвящены главным образом его неудачам. Более того, зависимость общества от эффективного функционирования правительственных программ служит причиной того, что «новостью» становится скорее отсутствие новостей.
