– Купите вышивку! – закричала одна из них и дернула меня за рукав.
Я согласилась на вторую цену, предложенную крестьянином, и попросила его немедленно седлать коня.
– Купите вышивку! – заголосили уже обе женщины, повысив децибелы и дергая меня в разные стороны.
– Седло, – самодовольно проговорил крестьянин, – сдается отдельно.
И он назвал сумму, равную цене коня.
– Вышивка! Вышивка! – хрипели женщины, тыча мне своими тряпками прямо в нос, на случай если я чего не поняла.
Джей позвал меня и дрожащим от боли голосом сказал, что пойдет пешком. Раненая нога будет биться о бок лошади, да и торги займут не меньше часа. Надо только найти посох.
Наконец он, хромая, двинулся в путь. Женщины сыпали проклятиями нам вслед, а крестьянин выкрикивал все меньшую и меньшую цену, пока мы перестали его слышать.
Джей опустился на грязную гостиничную койку. Я напичкала его болеутоляющими и что есть мочи понеслась в аптеку. В аптеке не оказалось ни игл с загнутым острием, чтобы зашить рану, ни хирургической нити, зато нашлось сколько угодно анестетиков, а после долгих поисков обнаружился и доисторический стеклянный шприц китайского производства. Все остальное, сказали мне, можно взять у деревенского врача.
– Где он? – спросила я.
Они ткнули куда-то вниз по улице.
Я прошагала полмили, десять раз переспросила дорогу, и наконец меня провели в тесный дворик, где старуха медленно сметала в кучку нечищеный рис.
– Турист сильно ранен, – проговорила я по-вьетнамски. – Много крови. Нужен доктор, пожалуйста.
– Где ваш турист? – спросила она.
Я сказала название ночлежки. Она задумалась.
– Это ваш муж? – спросила она и продолжила: – Где вы учили вьетнамский? Вы давно в Северном Вьетнаме? У вас есть дети?
Я перефразировала свою просьбу, на этот раз добавив, что Джей находится при смерти.
– Сколько вам лет? – сказала старуха и пригласила меня выпить чаю.
Я уже подумала, что у нее маразм, когда из дому вышел молодой человек. Она в точности передала ему мои слова и объяснила, кто я такая.
– Где ваш друг упал? – спросил юноша.
Он потребовал рассказать все в деталях, вплоть до величины и формы раны. Наконец его любопытство было удовлетворено, и он показал на дорогу – оказалось, доктор живет еще через несколько домов.
– Туда пешком можно дойти? – отчаялась я.
Юноша кивнул, глядя в телеэкран через мое плечо. Я перестала его интересовать, и он торопился досмотреть программу.
– Может, вы покажете мне дорогу? – спросила я.
Молодой человек обдумал такой нежеланный поворот событий.
– Доктор, – сообщил он, тщательно поразмыслив, – уехал в Дьенбьенфу. Два дня на автобусе.
Мы продолжили пререкаться, пока программа наконец не закончилась, решив дело в мою пользу. Мой проводник неохотно, с видимым сопротивлением провел еще несколько минут в поисках шлепанцев и вышел на солнцепек, ссутулив спину.
К моему удивлению, он повел меня не дальше по дороге, а обратно, в сторону ночлежки. По пути он остановился, купил леденец, затем встал и стал разговаривать с двумя девицами на велосипедах. Когда мы подошли к ночлежке, его окликнула какая-то женщина, и он стал ждать, пока она бесконечно перерывала свои карманы в поисках двадцати центов, которые была ему должна. Она три раза пересчитала деньги в купюрах номиналом в один цент. Мы прошли еще четверть мили, прежде чем он забыл, куда держал путь, и стал искать уютное местечко для отдыха.
Я опять спросила его, где же неуловимый доктор. Он задумался, вгрызаясь в леденец, как крыса.
– Где ваш друг? – спросил он наконец.
Я указала на ночлежку. Он немедленно вскочил и поспешил поглазеть на раненого иностранца. К тому времени у клоповника собралась толпа – всем не терпелось выяснить, что происходит. Я с надеждой спросила их, где доктор. Вьетнамцы принялись обсуждать мой вопрос.
– Он живет в Дьенбьенфу.
– Он вернется завтра.
– Приедет на следующей неделе.
– Нет никакого доктора.
Я бежала в аптеку, размышляя о том, есть ли там антибиотики и зубная нить и смогу ли я согнуть кончик обычной иглы, если подержу ее над огнем.
Аптекарь по таинственной причине отказался обслуживать меня, пока я не загляну в соседнюю портняжную мастерскую. Три швеи пригласили меня внутрь и заставили повторить рассказ, ахая от волнения в самых интересных местах. Указав на кушетку, они пригласили меня сесть и налили чаю.
– Доктор, – коротко напомнила я.
– Да, да, – закивали они. – Он здесь, пейте чай.
– Здесь – это где? – спросила я.
– Вы так хорошо говорите по-вьетнамски, – пропели они. – Ваш друг тоже хорошо говорит? Может, приведете его и он тоже поболтает с нами?
– Где доктор?
Они указали на длинный коридор. Там был лишь человек в грязном комбинезоне, который демонтировал электрический счетчик. Я подошла к нему.
– Да, да, – кивнул он и махнул плоскогубцами на пустую койку. – Доктор здесь.
Только я решила вернуться в аптеку и силой взять все, что мне необходимо, как заметила доисторический стетоскоп, который лежал рядом с коробкой ржавых гвоздей, полупустую банку с маслом и стакан грязной желтой воды, в которой плавали старый шприц и дохлая муха. Из-за мотка проволоки выглядывали щипцы. Это и вправду была приемная врача. Я присела на корточки и описала случившееся с Джеем.
Врач ткнул пальцем в фанерную койку:
– Приведите его сюда.
Я заметила, что Джей не может ходить. Доктора это, видимо, не волновало. Мы спорили до тех пор, пока ему не надоело возиться со счетчиком. Тогда он вымыл руки и причесался, нашел куртку, внимательно оглядел себя в зеркале и махнул на дверь:
– Пойдемте.
– Вы забыли инструменты, – заметила я.
– Не важно, – ответил он.
Откуда ему знать, какие инструменты понадобятся, если он даже не осмотрел пациента?
Мы зашли к Джею и обнаружили, что в комнате собралась толпа зевак. Они приходили и уходили, глазели на Джея в нижнем белье, возились с нашими фонариками, моими дорогими камерами, пленками, штативами и объективами, которые были разбросаны по кровати. В город приехал бесплатный цирк.
Доктор посмотрел на Джея, поцокал языком, задал дюжину не относящихся к делу вопросов и побрел домой за набором для штопки ран. Он вернулся с двумя ампулами новокаина и шприцем, который так и плавал в мутной желтой воде. Я приказала ему прокипятить шприц перед использованием. Он обиженно сообщил, что пять лет проработал в больнице в Хошимине и два года – в Ханое, и подтвердил свои слова, протянув мне потрепанную карточку с надписью «Симпозиум по ортопедии и травматологии, Америка – Вьетнам».
