— Спасибо за звонок, девушка, — сказал обермейстер, — но мы уже в курсе!
Затем Роза помогла мужчине встать. Он был весь в бинтах и пластырях — словно персонаж рисованного комикса, недавно попавший в автомобильную аварию.
— Ладно, я сам виноват, — пробурчал Еннервайн, отряхивая грязь с одежды. К сотням его предыдущих ран добавилась еще пара-тройка. В доме Гразеггеров начинало громыхать все отчетливей, и это были не лопающиеся оконные стекла или оседающая в огне мебель, а самые настоящие взрывы. Задымление стало плотнее.
— Я уже позвонила в полицию, — с трудом преодолевая кашель, проговорила Роза Ленер. Затем сделала шаг в сторону, явно намереваясь улизнуть.
— Подождите! — сквозь кашель крикнул Еннервайн в ответ. — Может, вы заметили что-нибудь необычное?
— Нет-нет, ничего я не видела. Просто сообщила о пожаре, вот и все. Я пойду. Сочувствую — вы упали, но ведь все обошлось, как я погляжу.
— Минутку, минутку! Вы не можете просто так уйти! Останьтесь, будете свидетельницей.
«Ишь ты, ведет себя так, словно он по меньшей мере начальник отдела в супермаркете», — ядовито отметила про себя Роза.
— Еннервайн, гаупткомиссар уголовной полиции. Сообщите мне ваши личные данные!
Перебинтованный тип помахал служебным удостоверением. Роза немного помедлила. Только этого ей еще не хватало — полиции. Может, просто убежать? У этого мужичка слишком много травм, поэтому вряд ли догонит, а его велосипед теперь — гора металлолома. Но с другой стороны, что тут такого, если она просто назовет свое имя? Чем это ей повредит? Вдовушка вытащила удостоверение личности, и Еннервайн, кашляя, переписал ее данные.
— Мы обязательно свяжемся с вами. А теперь идите, с каждой минутой здесь становится все опаснее.
Женщина, которую он чуть-чуть не сбил с ног, поспешно исчезла за плотной завесой дыма. Должно быть, она шла вверх по течению реки… Ладно, не важно. Еннервайн задохнулся в очередном приступе дикого кашля. Платка у него не было, и он прикрыл нос рукавом куртки. Затем отвернулся от источника дыма и проковылял несколько метров в сторону реки. Споткнулся, оступился, упал наземь. Нет, разлеживаться нельзя, надо изловчиться и ползти дальше. Только не сдаваться! Из последних сил он подполз к берегу Лойзах, окунул лицо в воду — и едва не отскочил как ужаленный: та была поистине ледяной. Ему в спину дышало жаром, с горы тянулся пухлый, зловещий вал желтоватого дыма. Еннервайн прыгнул в реку.
Лишь через два часа местным пожарным удалось победить огонь. Правда, даже при таких благоприятных для тушения условиях — во-первых, к очагу можно было подъехать с двух сторон, во-вторых, рядом протекала река с предостаточным количеством воды, и, в-третьих, сообщение о пожаре поступило практически сразу после возгорания — все выгорело подчистую. И далее, казалось бы, всемогущий брандмейстер, у которого в тот день был выходной и который сидел в шатре за четвертой или пятой кружкой пива, тоже не смог бы ничего сделать. Перед глазами испуганных зрителей, изумленно качавших головами, чернели лишь тлеющие остовы стен. От крыши совсем ничего не осталось — легкий бриз, который то и дело спускался с горы Крамершпиц, прилежно раздувая огонь, развеял остатки стропил по воздуху.
— Чисто сработано! — сказал один пожарный другому. — Все подчистую полить катализатором горения и так грамотно расположить заряды взрывчатки! Здесь потрудился какой-то профи.
Медик, входивший в состав пожарной команды, сел в служебный автомобиль и поехал в центр городка писать отчет. Документ получился коротким: «В подвале дома обнаружены два сильно обгоревших трупа, по предварительной оценке, мужского и женского пола, лежавшие близко друг к другу. Третий труп, предположительно мужского пола, находился в сидячем положении, на некотором отдалении от первых двух. Для определения прочих данных направить на судебно-медицинскую экспертизу».
Распечатав файл и поставив под протоколом подпись, врач на несколько мгновений задумался о том, а кто же, собственно, хоронит похоронщиков?
Грустное существо, прикованное к березке в нескольких метрах от дома Гразеггеров, могло считать, что ему повезло. Дым унесло в сторону удачно подувшим ветром, и пленник лег на землю, пытаясь дышать животом. Дерево оказалось недостаточно толстым, чтобы на него можно было залезть, и недостаточно тонким, чтобы согнуть. К счастью для парня, в него не только не угодила ни одна из летавших вокруг деревяшек и других стройматериалов, но и ему подвернулся шанс на спасение в виде тлеющей головни — мечты шашлычника и украшения любого камина. Головешка упала совсем неподалеку, и узник осторожно подтянул ее к себе ногой. Затем он изо всех сил стал пригибать деревцо к земле. В возникшем остром углу между стволом и почвой дымился и тлел обломок угловой кухонной скамьи, огонек в котором поддерживал ветер со склона. Наконец березка упала, и пленник вырвался на волю. Перемазанный с ног до головы сажей, он побежал вниз по косогору, затем нырнул в лесной массив плато Крамер. Расстояния на курорте были совсем небольшими. Фигурка направлялась в полицейский участок.
Особая следственная бригада «Эдельвейс» собралась в полицейском участке почти в полном составе, конечно, за одним-единственным исключением. Никто не знал, где находится их руководитель и что с ним случилось, и вокруг имени гаупткомиссара уже начинали бродить всевозможные слухи. Конец домыслам положил звонок от самого Еннервайна.
— Вы живы-здоровы, шеф? — с облегчением проговорила Николь Шваттке. — Мы очень беспокоимся о вас, вы исчезли так внезапно…
Она включила громкую связь, чтобы все коллеги могли слышать их разговор. Скупо, в телеграфном стиле Еннервайн рассказал о своих злоключениях.
— …а потом мне не оставалось ничего другого, как прыгнуть в реку. У моста меня выловил один отзывчивый таксист и доставил в больницу. Я бы объявился гораздо раньше, но одна злая, как цербер, медсестра запретила мне заниматься служебными делами и окружила нежной заботой.
— Вы ранены?
— О-ох, назвать меня раненым будет преувеличением. У меня крошечная ссадина на голове и мощнейший насморк. Тем не менее прыжок в ледяную воду был меньшим из зол, иначе я задохнулся бы в дыму.
— Значит, вы снова в больнице? — сделал вывод Штенгеле. Затем он исторг вопль радости, употребив при этом междометие, понятное лишь альгойцам. В моменты сильного эмоционального возбуждения Людвиг всегда прибегал к сокровищам родного диалекта.
— Да, верно, я снова валяюсь тут.
— Можно, мы к вам придем? — спросила Мария Шмальфус.
— Нужно! Приходите, устроим небольшое совещание.
— Как, неужели? Наверное, вам хочется сначала…
Нет, Еннервайну ничего такого не хотелось. И все отправились к нему, не забыв прихватить с собой Беккера с Джо. Хорошо, что Еннервайну выделили отдельную палату!
— Как вы себя чувствуете, шеф? — поинтересовался Хёлльайзен.
— Нормально, друзья. Но оставим в стороне мое самочувствие, поговорим о гораздо более важных вещах. Эти Гразеггеры… Был ли этот пожар…
