На софе сидел смуглолицый, худощавый молодой человек. Волосы его, чернее сажи, мудрено перекручивались и сбегали за спину. Из одежды юноша потрудился надеть лишь белоснежную тунику и красный кушак. Еще один широкий пояс лежал рядом, по-видимому, для навертывания на голову. Босые ноги нетерпеливо мяли пепел, сыплющийся из кальяна, курение которого всецело поглощало внимание обитателя комнаты. Ноздрей Крыжановского достиг сладковатый дымок.
«Видимо, это и есть тот самый гость по имени Абу–как-его-там, коего упоминал мосье Александр, – догадался полковник. Как бы разминуться с чёртовым курильщиком?» Возвращаться и лезть в одно из тёмных помещений совершенно не хотелось, ведь двери в них наверняка заперты. Но, кроме столь очевидного объяснения, нежелание возвращаться имело ещё одну причину, в существовании которой Максим не признался бы никому. Причина эта носила чин Прозектора и имя – Отто Бомбаст Батист Шнорр! Представлялось, что там, во тьме, притаилась кошмарная туша, которая только и ждёт…, эх, надо было, подобно графу, захватить свечку!»
Между тем молодой человек в комнате шумно вдохнул и откинулся на софу – струйки дыма медленно вытекали из носа, арабской вязью поднимались к потолку и, перекидываясь к светильнику, расщеплялись на тончайшие нити, отчего казалось, будто в воздухе висят паучьи сети.
Послышался скрип отворившейся двери, и в комнату вошёл человек в знакомой алой рясе эзотерика с опущенным на лицо капюшоном.
- Мераб, – сказал он от порога. – Простите, что тревожу раньше времени...
- Махди[184], – поклонился вошедшему молодой человек, вставая. – Входите, я рад вам.
В устах пришельца с Востока, французская речь из идеального языка для признаний в любви стала языком точеных кинжалов и тонких лес. От простых, казалось, слов молодого человека веяло смертью, а глаза горели лихорадочным огнем.
- Но почему, Махди, – продолжил названный Мерабом. – вы постоянно обращаетесь ко мне по рангу. Чем плох Абу-Гаяс-аль-Кумар?
- Таковы правила Ордена, – жёстко отрезал человек в мантии.
Максим узнал если не сам голос, но интонации – те самые, что недавно в прозекторской доносила переговорная труба. К обладателю интонаций Простой Батист обращался не иначе, как «достопочтенный мэтр Гроссмейстер»!
- Пусть глубокоуважаемый Мераб, – продолжил Гроссмейстер, – не сочтёт это оскорблением, а равно простит мне скорый приход до завершения установленного приличиями отдыха, но время не ждёт – враги скоро будут у стен замка. Вам нужно торопиться.
- Махди, я готов отправиться в обратный путь немедленно…
- Но прежде я должен знать, что услышит Старец Горы о происшедшем здесь.
- Только правду, – дерзко усмехнулся Абу-Гаяс. – Орден слаб настолько, что не смог устоять даже перед женщиной.
- Генерал – ещё не весь Орден, – вкрадчиво заметил Гроссмейстер.
Абу-Гаяс зло усмехнулся:
- Ему следовало вырвать зуб! Женщина приносит несчастья, и иногда ее стоит убить или взять силой! Но лишь свою женщину, Махди! Думаю, Генерала все-таки лишат зуба!
Максим смутно разумел, что по-арабски «зуб» значит нечто такое, что Абу-Гаяс постеснялся переносить в другой язык.
- Вижу, от вас бесконечно далеки истинные корни происходящего, – всё так же вкрадчиво продолжал Гроссмейстер. – Глава Сихемской Твердыни действовал не столько, будучи под властью женских чар, сколько руководствуясь высшими интересами и моим прямым указанием. Да будет вам известно, что случилось коварное предательство! Ордену изменил тот, кто ему обязан всем в жизни. И стало такое возможным по вине Пенуэльского дома. Пусть Мераб ознакомится с письмом, содержание коего тщательно скрывалось от всех.
На тигровую шкуру с шуршанием лёг большой белый конверт.
- Позже мы обсудим, как покарать автора послания, – продолжил Гроссмейстер, – сейчас же следует позаботиться о собственном спасении. Мне известно, что ваша организация переживает не лучшие времена и отчаянно нуждается в союзниках. Старец Горы должен принять наше предложение, ибо вместе легче выстоять.
- Шейх аль-Джабаль[185] не пойдёт под власть Ордена, – гордо вскинув голову, объявил Абу-Гаяс, – ибо это означает – попасть под власть женщины.
- Мы готовы пересмотреть условия соглашения, – с готовностью заявил Гроссмейстер.
- Но как быть с ней?
- Я позабочусь о том, чтобы к Генералу вернулся разум! Приду через час, – отрубил Гроссмейстер.
Два человека, одетых в цвета ненависти и крови, поклонились друг другу, Гроссмейстер вышел, а Мераб снова занялся курением.
Давний – почерневший табак отправился в огонь камина, новый – ловко уложился в чашку наверху кальяна, укрывшись тонким металлическим решетом, а сверху легли жаркие угли. Абу-Гаяс удобно устроился на софе, подложив подушки под все части тела, и замер с закрытыми глазами.
Максим стал готовиться к бою. Он мало понял из подслушанного разговора, но в одном не сомневался: только что прозвучал смертный приговор Елене.
От удара ноги деревянная решётка с грохотом влетела в комнату, пламя свечей испуганно встрепенулось. Посланец горы поднял взгляд, ставший еще безумнее, чем прежде, и посмотрел в лицо внезапно представшему пред ним испачканному человеку с саблей в руке. Максиму показалось, что араб смотрит куда–то… мимо. Так продолжалось лишь мгновение, затем последовал по-восточному витиеватый приглашающий жест.
Полковник потянулся всем телом, возвращая подвижность членам, онемевшим от долгого нахождения в тесноте, сладко зевнул и шагнул вперёд. В следующий миг он замер в изумлении: Абу-Гаяс неуловимо быстрым движением поднялся с софы, а в руках его, неизвестно как и откуда, возникли сабля и необычно изогнутый кинжал.
- Неужели Махди полагал, будто я поверю лживым словам и решу, что после всего увиденного здесь он позволит мне покинуть замок?
Юноша безумно захохотал.
- Мераб Ордена гашишинов Абу-Гаяс-аль-Кумар готов к смерти! Но прежде он уничтожит тебя и незримую армию, что следует за тобой, чужак, – кончик сабли обвёл помещение. – Слушайте же, о, враги мои! Слушайте и не утверждайте на Суде, что не слышали! Старцы говорят: чем прекраснее смерть воина, тем ослепительнее его грядущее! Узрите же!!!
Стальные клинки сплелись в страшном танце – Максим едва не проглядел выпад – сабля посланника Горы рассекла воздух, пройдя в пальце от его шеи.
Ответный выпад едва не лишил гашишина глаза – похожий удар разрешил дуэль братьев Белье.
- Джинны, я не убоюсь вас! – Абу-Гаяс бросился в бой. Теперь он сражался не только с Максимом, но и с десятком невидимых существ! Короткий и длинный клинки не давали продыха Крыжановскому, и еще успевали разносить жирандоли, в коих, наверное, гашишину и виделись джинны.