— Ты злопамятен, — сказала Барбара.
— Несколько осторожен, только и всего. Ведь я… как бы это сказать… один в чужом клубе. Один, потому что русский. Гари Шпиндлер искренне считает мафиозо всякого человека с российским паспортом.
— Даже сейчас ты чувствуешь себя одиноким?
Вырвавшийся вопрос раздосадовал её. Плоское кокетство. Но слова сказаны.
Бэзил напрягся. Он почувствовал, что вопрос тронул его. И велел себе насторожиться… Рутер, видимо, неплохой мужик. Барбара неплохая баба. Именно поэтому, приказал он себе, возьми себя в руки. И ответил:
— Верно… Чувствую глубокое одиночество. Гари Шпиндлер, я думаю, просто бросил меня в беде.
— Гари удивительный малый, — сказал Рутер. — Всякий раз, когда он звонит в Манилу и спрашивает, как у меня дела, его вопрос следует понимать так: кого из биржевиков я сдаю в данный момент полиции?
Официант принес на подносе кредитную карточку Барбары.
В наступивших сумерках засветились желтоватые лампионы, извилистой линией поднимавшиеся вверх по улице Изумрудного холма.
— Там, выше, я живу, — сказала Барбара.
— Да, красивое место, — сказал Бэзил. — И уютное. Старые дома под черепицей.
— Идиллия, — поддержал Рутер. — И долго будем любоваться?
Минуты три они отстояли в очереди на такси возле универмага «Главная точка» на Орчард-роуд. Барбара и Бэзил сели на заднее сиденье. Рутер устроился впереди. Водитель черно-желтой «тойоты», хмуро скользнув глазами по пассажирам и выбрав Барбару, бегло сказал несколько слов на кантонском. Минуты две они перебрасывались короткими фразами.
— Вот так новость, — сказала Барбара по-английски.
— Забастовка? — спросил Рутер.
— Собирается делегация к боссам… А почему ты предположил забастовку?
— Если газетчика выпихивают на ринг против «Бамбукового сада», ясно, что его действия — только операция по поддержке. Специи к супу, который варят. Думаешь, эти ребята из такси сами по себе осерчали, что ли? Они всегда идут не за тем, кто прав, а за тем, кто больше даст.
— Возможно, забастовка — это только слухи, — сказала Барбара.
— Слухи, не слухи, — неопределенно сказал Рутер. — Ну что такого особенного в забастовке сингапурских таксистов? Даже если это правда, газета все равно не станет печатать материал… Такси — не пригородные электрички.
Барбара принялась рассказывать, как заработала на слухах свои первые большие деньги. По просьбе одного дельца в «крикетном клубе», где собирались коллеги, она как бы случайно высказала предположение, что коровы в Европе, кажется, облучены в результате аварии на британской атомной электростанции. В результате появившихся потом публикаций цены по срочным сделкам на говядину и зерно росли довольно долго — до тех пор, пока торговцы не опомнились. Вскоре после этого первого опыта Барбара решилась на самостоятельный эксперимент. Она сообщила подруге-журналистке, что один доктор, великолепный специалист, к которому Барбара обращалась по поводу кисты на запястье из-за долгого печатания на машинке, предостерег её от использования яичного желтка. Желток, сказала Барбара, вызвал подозрения у исследователей как источник раковых опухолей… Всего через два дня биржа начала панически избавляться от контрактов на яйца из Австралии и Новой Зеландии. И Барбара поняла, что если слух движет рынком, то его следует уважать, даже если это совершеннейшая чепуха.
— Но запомните, джентльмены, — смеясь, сказала она, — в любом случае слухи — опасный товар. Возьмите недавний скандал со строительно-подрядными компаниями «Голь и K°» и «Ли Хэ Пин»! Теперь, когда, распродав акции, компании растворились в воздухе, журналисты, шумевшие о контрактах до самого Бангкока, обзванивают редакции в поисках места. Вранье — не детская игра… Мы приехали, джентльмены!
Бэзил постарался запомнить названия. В этих забавных историях нужно будет покопаться на обратном пути из Джакарты. Он вспомнил Севастьянова и прикинул — не позвонить ли в представительство холдинга перед отлетом?
Пока проходили вестибюль гостиницы «Ройял холидей инн», узкий и длинный, переполненный людьми, Барбара опять не отпускала ладонь Бэзила. Ее рука была сухой и прохладной. Он по опыту знал: откровенное проявление близости на людях в Сингапуре вызывает иную, чем на Западе, реакцию. Здесь это считают маскировкой враждебности. Для репутации Барбары было бы хуже, если бы она держалась сдержанно или даже отчужденно… Театр теней. Основная игра за занавесом.
Высокая китаянка, кивнув по-приятельски Барбаре, раздала им кожаные книжки меню и вежливо попросила:.
— Мисс Чунг, минут десять, пожалуйста. Ваш столик готовят поближе к камину. Хорошо?
— Камин в ста сорока километрах от экватора? — удивился Бэзил.
— Один мой знакомый начинал карьеру со съемок на кинопленку горящего очага для показа на рождество в Сайгоне, — сказала Барбара, вспомнив дневник Бруно. — Это было ещё в эпоху почтенных вентиляторов! Самый ходовой товар для белых в тропиках — овеществленный символ ностальгии… А для местных атрибуты метрополии — проявление стиля… Утонченный декаданс. Рутер, почитай-ка нараспев гастрономическую поэму из меню…
Малиновый смокинг заслонил свет торшера. Белая перчатка старшего официанта описала приглашающий круг в сторону ресторана. Зал был заставлен диванами белой стеганой кожи, между которыми в полумраке на столешницах светились язычки пламени в рюмках с цветной жидкостью. В центре ловко подсвеченная ледяная лошадь, слегка начавшая оплывать, возвышалась над блюдами с салатами, мясным и куриным карри, колбасами, ветчинами, кашами, гарнирами, грудами золотистых ломтиков картошки и бог знает чем еще. За металлической выгородкой оранжевая кухня озарялась всполохами пламени, походившими на беспрерывные взрывы на десятках сковородок.
Над Бэзилом навис официант по винам. Голова человека в зеленой венгерке почти не просматривалась, возможно, на этой должности специально держали негра, чтобы его лицо сливалось с темнотой. Ресторанный зал вообще освещался слоями. Как удавалось удержать свет люстры у потолка, потом устроить под ней ночь, затем высветить столешницы и снова все погрузить в ночь, оставалось тайной заведения…
— Я могу покапризничать в пределах разумного, Ден? — спросила Барбара винного венгерца.
— «Ночь Святого Георгия» восьмидесятого года, мисс Чунг?
Рутер подмигнул Бэзилу. Барбара приметила.
— Хорошо, ну хорошо… Я порываю со снобизмом закормленной финансовой писательницы, коллеги…
— Простите, мисс Чунг? — сказал Ден.
— С вином решено, Ден.
— Большое спасибо, мисс Чунг.
Венгерец исчез в темноте.
— Так и подмывало подставить ему ножку, — сказал Рутер. — Интересно, разглядел бы?
Между копченой рыбой, с которой шкурка сходила сама, и бараниной, над которой стоял синеватый нимб выгоравшего коньяка, квартет по заказу Рутера сыграл «Подмосковные вечера». Когда филиппинец сунул было рябому гитаристу кредитку, музыкант покачал головой.
