Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
И снова космическая чернота в зеркалах… и Женя выезжал на дорогу, и было всё, как бывает, когда снова ночь и снова внемлют Богу и пустыни, и Океан, и покрытые реденькой тайгой горы. И звёзды на морозном небе разговаривают так близко, что сам внемлешь и этому разговору, и этой земле, чудно доставшейся в наследство от предков, как общая любовь и ответственность, как испытание нашей нежности и твёрдости…
– А что мы о Ней знаем? – спрашивал сам себя Женя. – И что, вообще, такое Она? И что такое мы? И кто из нас кому необходимее? – Женя выключал музыку, и его обступал ровный гул колёс по земной поверхности. – Ты понимаешь, что Она будет молчать? Будет шуметь тайга, накатывать гулкой волной Океан, и горы будут так же резать ветер на ремни из ясного воздуха… Но Она… Ты же понимаешь, что если Её распилят на куски и растащат, Она нам ничего не скажет? И что это самое страшное…
Глава 6
Баба-Перегон
– …Красивая, говорит, зараза, – прищурясь, добавил попутчик.
Когда он вышел в Смидовиче, распогодило, а к полудню солнце ярко светило меж бегучих облаков и горело на белой от снега дороге. Сквозь снежную насечку пятнисто проглядывал асфальт, временами образуя продольную серую змейку, вольно гуляющую по встречке и обратно. Женя уже прошёл Биробиджан, и слева тянулась долина Биры, а за ней грядой сопок синел дальний отрог Хингана. По краю трассы ветвистые чёрные деревья казались извилисто врезанными в солнечное марево дали.
Справа мелькал лес с берёзами и тополями, и дубки шевелили чеканными листьями, побитыми морозом. Женя вспомнил, как парился в бане в Бийске и там были дубовые веники – необыкновенно ноские и легкие. Их широкие, будто отутюженные, листья давали великолепный ветровой напор.
Потом думал об огромности этих мест и о том, что Бирá – по-эвенкийски река, и вспоминал енисейские реки – бесконечные Биробчаны, Биракчаны, Бирамы и Бирами. Или брал слово «хариус», звучащее по-эвенкийски как «ниру» или «неругэ», и проводил родственность между якутскими Нерюнгрями и енисейскими Неручачами. И, вспоминая енисейскую гору Лочокo, что означает «седло оленя», жалел, что не нашёл нигде перевода посёлка Лондоко. И что соседняя с Лочоко гора Хаканачи перекликается с речкой Магдагачи, впадающей в Амур… И что вряд ли бы эвенки жили так широко, если бы пространство от Енисея до Океана не было таким слаженным, единым, а главное – неделимым организмом.
«Какая здесь мягкая природа по югу… – всё не мог надивиться Женя. – И эти берёзы с шарами ведьминых мётел, так похожие на вороньи гнёзда… и дубки, чеканно-игрушечные… О чём они гремят на ветерке?»
От солнечного, почти весеннего неба тало, нежно становилось на душе, и память отходила от ночного морозца, и сердце ныло, растревоженное разговором с попутчиком. И до дрожи вдруг захотелось встретить на заезжке серебряную «тойоту-вероссу», у которой бы оползло стекло, открыв Машино лицо… Он попытался представить, как бы это произошло. Бывает, приснится человек, а его не узнаёшь, настолько он тот и не тот, и так полон какой-то неведомой и далёкой заботы, и всё глядит мимо странно-чужим лицом. «Вот так же и она посмотрит и, объятая дорогой, унесётся, ничего не сказав… Н-да… А интересно, на чём она ехала? Наверно, всё-таки не на «вере», а на чём-нибудь мужского пола: каком-нибудь «сафаре», «лэнде»[20]или ниссановском суперовом седане, вроде «цедрилы» или «лавра».
Он заехал на заправку и увидел корму тёмно-зелёного «эскудика», стоявшего у колонки с дизтопливом. Он отметил, насколько соответствует слово «эскудик» крепкому мужичку-джипарьку, и вдруг с удивлением прочитал на нём надпись: «мазда-левантэ». Даже мелькнуло, что кто-то специально её прилепил, чтоб будоражить народ. Тут же вспомнил он эту версию «сузукиэскудо» с шестицилиндровым дизелем под названием «мазда-проссид-левантэ» и ещё раз подивился на японцев, разрешающих машинам так пребывать в разных именах и шкурах.
Сквозь грязное стекло еле виднелся транзит, в лючок был вставлен пистолет, а от кассы шла без шапки девушка в сине-зелёной куртке – были такие куртки с капюшоном, с кенгурячьим карманом и будто замшевые, из модного в ту пору некоего «флиса». Темно-каштановые волосы лежали до плеч длинным и обильным, если это слово применимо к женщине, чехлом, плотной прекрасной ушанкой обрамляли лицо… Кожа была будто загорелая – есть такие люди, от природы чуть смуглые, словно слегка оливковые. И вся какая-то хрупкая, нежная и чуть сутулая, с классическим, продолговатым лицом и серыми глазами.
Оглядев «блит», она не различила Женю, не утрудилась шагнуть взглядом сквозь стекло. Заправившись, пристроила пистолет и, сморщив от напряжения лицо, завинтила пробку. Потом отъехала и встала на площадке у выезда на трассу. Сидела в машине с загадочным видом – не то полная скрытого торжества, не то ошалевшая от дороги и чем-то сбитая с толку, не то кого-то ждущая.
Всё это было настолько неожиданно, что и он остановился поодаль на трассе и дождался, пока грубоватый «эскудик», так чудно превратившийся в нежную «мазду-левантэ», проехал мимо. Она была одна. Поравнявшись с Женей, она на что-то посмотрела внутри машины вниз… может быть, на телефон. Он отпустил её подальше.
Так же тянулась долина с сопками, и так же вдоль дороги стояли берёзы с мётлами и дубки с железной листвой. Вскоре показалось любимое Женей кафе. Оно стояло по левую руку и называлось «Придорожное кафе» (квадратными буквами) «У Коляна» (крупной прописью). Было оно из новых, прямоугольное, обшитое синеньким, с черепичкой, с большими окнами в занавесках. На площадке с дальнего края растянулись две «сороконожки» «нины». У дверей кафе стояла «мазда-левантэ». Капот был открыт, и водительница что-то под ним отвинчивала. Женя подъехал намеренно медленно, вглядываясь и целя правее «мазды». Девушка была без шапки и в той же лёгкой курточке. Дверь в «мазду» она оставила наполовину открытой. Ключ доверчиво торчал в замке зажигания.
Женя спокойно мог познакомиться с замечательной перегонщицей, найдя простейший повод, но почему-то решил применить особый способ знакомства с автомобильными девушками на дороге. Срабатывал он в единственном случае – если все двери машины были заблокированы и только одна водительская открыта – с кнопочкой, поднятой вручную, как некоторые почему-то делают на остановках.
Женя подъехал и стал рядом впритык к приоткрытой правой двери «мазды». Девушка так же вскользь взглянула на него из-за открытого капота и продолжала доливать антифриз. Женя уже видел, что кнопки на трёх остальных дверях утоплены. Он изобразил попытку открыть свою правую дверь и, покачав головой и кряхтя, перелез на левое сиденье. Затем аккуратно открыл свою левую дверь, насколько позволяла дверь чужая, и выбрался, одновременно затворив дверь «мазды». Сделал он это совершенно открыто: взяв пятернёй за обрез и указательным пальцем утопив кнопочку. И прикрыл дверь, отметив удовлетворённо, как мягко и чётко она прилегла. И бодро крикнул:
– Девушка, добрый день, ничо, что я вам дверь закрыл?! Чтоб не скоцать…
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
