– Ты уверена, что это кино для детей? – спросил я у Клэр.
Она засмеялась и только головой покрутила в ответ.
Час спустя Гэвин уже спал, положив голову мне на колени, а Клэр откинулась в другую сторону, положив локоть на ручку дивана, а голову – на ладонь.
Если я еще хоть раз услышу, как Немо зовет: «Папочка», то разревусь, как дитя. Подхватив пульт, я выключил кино.
Клэр подняла голову и вопросительно глянула на меня.
– Надо поставить другой фильм, – сердито зашептал я, стараясь не разбудить Гэвина. – Этот слишком тягостный. Они разделались с этой рыбкой-женой в первые же пять минут, а потом мы были вынуждены смотреть, как весь оставшийся фильм этот придурок разыскивает своего сбежавшего сынка. Какие, бенать, козлы делали из этого детское кино?
– Добро пожаловать в Школу Крутой Критики Диснея/Пиксарта, – сухо произнесла Клэр.
Меня ее сравнение позабавило:
– Да брось. Не может быть, чтоб они все такие были. Не помню, чтоб я от детского кино в ужас приходил, когда был маленьким.
– Это потому, что ты был ребенком. В то время ты не понимал, что происходит, точно так же, как и Гэвин это по-настоящему не понимает. По-любому эти фильмы для малышей больше для взрослых делаются, я так думаю.
Я замотал головой: не верю.
– Прости, но я помню всю великую классику Диснея, там ни в одном фильме не найдешь ничего, что вызывало бы ночные кошмары.
Она вскинула брови, явно бросая вызов. Я вызов принял:
– Ладно, хорошо. «Бэмби»[89].
Она попросту рассмеялась:
– О, будь любезен! Простейший случай. При первых же признаках беременности у оленихи отец Бэмби подался в горы. Его матерью была олениха-одиночка, обитавшая в плохих жилищных условиях где-то у черта на рогах в лесу, в местах, кишевших шайками заек. Его маму убили заезжие охотники, и Бэмби остался один, ему пришлось взрослеть чересчур быстро.
Черт побери. Об этом я забыл. Много воды утекло с тех пор, как я видел «Бэмби».
– Ладно, прекрасно. А что ты скажешь о «Русалочке»? Прекрасная обитательница моря влюбляется в симпатягу-принца.
Заткнись. У меня есть маленькие сподвижники. И Ариэль была забойной. Мужики могли часами любоваться на забойную русалку и гадать, как и куда, черт возьми, ей воткнуть.
Нет, серьезно, как русалки совокупляются?
Клэр закивала головой:
– А как же! Милашка Ариэль, которой пришлось отказаться ото всего, в том числе и от себя самой, ради мужчины. Боже упаси, чтоб принц Эрик отрастил себе жабры. Ни за что! Это Ариэль приходится бросать своих друзей, свою семью, свой дом, ломать всю свою жизнь ради него. Эрик просто берет да берет и никогда не отдает.
Я мозги свихнул, выискивая еще один детский фильм из классики, не прерывая, впрочем, рассуждений о процессе соития с русалкой. Может, надо просто перегнуть русалку через стул, и тогда твой елдак чудесным образом отыщет, куда влезать, у этой однохвостой?
– Прекрасно, тогда как быть с «Красавицей и чудовищем»? Первая красавица страны влюбляется в личность чудовища, а не в его внешность. В этом нельзя отыскать ничего плохого. Плюс это дает превосходный урок. – Я при этом еще и самодовольно улыбнулся.
А может, где-то была волшебная кнопка: нажмешь, и у русалки ноги расходятся вполне достаточно, чтоб ее трахнуть? Уууууу, типа волшебного соска! Нажал на сосок и любуйся, как у нее ножки врозь.
– Неверно, – отрубила Клэр. – Хорошенькая девчушка, у которой совсем нет денег, лепится к богатому насильнику-чудовищу. Зато она так его любит, что находит оправдания его насилию. «Ах, этот синяк? Я с лестницы упала, целый пролет пролетела». – Клэр повернулась ко мне лицом. – Поверь, я могла бы целый день продолжать в том же духе. Нельзя еще забывать и всей прелести пениса, изображенного на обложке самой первой видеокассеты «Русалочки», как и шепота: «Детки, снимайте с себя одежду» в «Аладдине».
Я смотрел на нее с ужасом.
И, не собираюсь врать, я смотрел на ее бобосы и гадал, а что было бы, если б у нее был волшебный сосок. Да за это какая-нибудь Нобелевская премия мира полагалась бы.
– С этого дня Гэвин смотрит только высоконравственные фильмы типа «Телеведущий»[90]и «Потомство Чаки»[91], – заявил я ей. – А ты в этом году на Хэллоуин нарядишься в костюм Ариэль.
Ничего не сказав, Клэр просто закатила глаза, встала, взяла с моих колен Гэвина и пропала в коридоре. Вернулась она через несколько минут и под моим взглядом направилась прямо ко мне. Она оседлала мои колени, и мои руки тут же взлетели к ее бедрам, удерживая ее на месте, она же обняла меня за шею и запустила пальцы в мои волосы.
– Чуток времени его не будет. Хошь, повозимся? – предложила она со смешком.
– Можно я твои сиси потрогаю? – с надеждой спросил я.
Я вовсе не собирался отказываться от ее предложения, если бы она не позволила мне с близняшками поиграть, но всегда лучше заранее договориться о правилах, чтоб избежать всяких неуклюжих, нечистых игр.
Клэр засмеялась и чмокнула меня в уголок рта:
– Да, совершенно определенно дойдет и до лапанья за сиси, – произнесла она, едва не касаясь губами моих губ. – На мне нет бюстгальтера.
Тем легче добраться до волшебного соска.
– Прелесть! – возликовал я.
Я проглотил ее смех вместе с поцелуем и вволю прощупал языком все уголки ее рта. Еще когда она в комнату вошла, мой родимец шевельнулся и слегка напрягся. Стоило ей застонать во время поцелуев, как он мигом перешел в категорию ближе к кости. Руки мои мяли ей попу, усаживая ее так, чтоб она оказалась, как на гнезде, на выпиравшем из джинсов бугре. Она елозила бедрами взад-вперед, а я забрался руками под ее футболку, касаясь ладонями и пальцами голой кожи. Кончики пальцев заходили по всему ее позвоночнику, сперва вверх, потом вниз, неспешно, пока я не почувствовал, как у нее по коже мурашки побежали.
Наши языки сплелись, я обхватил ее обеими руками под футболкой и прижал прямо к груди. Бедра ее по-прежнему елозили по мне, и я снова ощущал себя подростком, гонявшим шкурку на родительском диване в подвале.
