Я вдруг понял, что стою как вкопанный и таращусь в едва различимый контур Лёвкиной спины, который тает в глубине подземелья.
Проклятая нора здорово давила на психику. Пришлось встряхнуться и догнать напарника.
Хотелось поскорее проскочить вихляющий туда-сюда коридор и очутиться в помещении, где есть привычные стены, пол и потолок, а не эта окрошка из сырой земли, кусков бетонных плит и ржавых прутов. Под ноги то и дело попадались балки, кирпичи, обломки мебельных каркасов. Пару раз я чуть не расшиб лоб о торчащие из грунта штыри арматуры.
Теплый воздух согревал вымороженное в апрельских лужах тело, но по мере спуска все четче ощущался приторный запах прелости, от которого меня начало укачивать.
Фильтры забиты грязью, поэтому дыхательную маску надевать бессмысленно. Придется терпеть тошнотворный аромат. Ну и клоака. Надеюсь, обещанная парнем цацка стоит всех пережитых мучений. Ведь мог бы ваш непокорный слуга не рыпаться, мог бы спокойно переждать шухер у Фоллена, вернуться в «№92» и залечь в свою берлогу с журнальчиком. Склеил бы порванную обложку, где фэнтезийная девица призывно выгибается и сверкает глянцевыми ляжками, накатил бы граммов четыреста, выпустил пар и уснул минут на пятьсот. Затем отправился бы наверх. А там, глядишь, за столом уже сидят знакомые рожи да партеечку в треньку сооружают…
Я запнулся о камень и еле удержался на ногах. Тьфу ты, вот насадился бы сейчас глазиком на какой-нибудь крючочек ржавый, и казус бы неимоверный вышел.
Уклон тоннеля стал положе, и вскоре Лёвка остановился на ровной площадке, где наспех вырубленный свод подпирали две скрещенные балки. Он отошел в сторонку, давая мне протиснуться в миниатюрный грот, и осветил раскуроченную стальную переборку, за которой начиналась винтовая лестница. Крутые железные ступеньки выглядели цивилизованней бесформенной слякоти, но что-то мне в них сразу не понравилось.
— Спуск на минус ф-второй ярус, — пояснил Лёвка, готовясь шагнуть в проем. — Там начинается лифтовая шахта, но ф-фряд ли подъемник работает, а нам надо на минус третий…
— Постой-ка. — Я остановил его, вглядываясь в ребристые грани ступеней. — Ты ж гиперчувствительный вроде стал?
Парень насторожился.
— Ничего не чую, — сказал он через некоторое время. — Аномалий ф-фпереди нет. Если, конечно, не брать в расчет гигантскую кляксу, которая извергает черный туман. Но ее мы обходить не собираемся.
— А еще следопыт, — вздохнул я и присел на корточки. — Посвети-ка сюда.
Лёвка вытянул руку с ПДА надо мной, и луч фонарика вскользь коснулся ступеней. Над второй по счету блеснула тонкая проволока. Я осторожно провел пальцами вдоль растяжки, нащупал крепление и проверил скобку на чеке. Выкорчевывать из щели гранату не стал — долго и недальновидно. Лучше оставим сюрприз солдафонам, которые с завидным упорством пытаются нас догнать.
Я перешагнул через ступеньку и стал неторопливо спускаться. Параллельно отчитал парня нарочито менторским тоном.
— Предчувствие — дело хорошее и даже полезное, но никогда, запомни, брат, никогда нельзя забывать о самой обыкновенной внимательности. Часто именно она спасает жизнь. Есть вещи, которые надо видеть глазами, а не пытаться унюхать фибрами и прочими жабрами.
Отвечать Лёвка не стал и правильно в общем-то сделал: спорить с очевидным — не кошерно. Он тоже аккуратно переступил через растяжку и двинулся за мной. Совершив по лестнице несколько винтовых оборотов, мы уперлись в следующую переборку. Тоже зверски раскуроченную.
Я указал на гостеприимно зияющую дыру. Разделанная чудовищным образом дверь выглядела устрашающе: прореха была обрамлена острыми жестяными фестонами, словно кто-то располосовал тонкий металл сверхпрочными коггями — и я, кажется, догадывался, кто именно. По крайней мере одно можно было утверждать наверняка: тут точно не взрывчатку пользовали. Во-первых, не заметно ожогов, во-вторых, после взрывов металл корежит не так ровно. На изгибе одного из вывернутых лепестков сквозь засохшие бурые пятна проглядывала трафаретная надпись «-2: грузовой подъемник. Отв. по этажу вед. спец. Гравицк…» — дальше букв было не разобрать.
Лёвка взялся за острые края ладонями, и раздался неприятный звук: словно точильным камнем по железной кромке скребнули. Он пролез в дыру и исчез в темноте. С минуту оттуда доносились шорохи, мелькал тусклый лучик света. Пару раз скрипнули осколки под подошвами.
Чего он там канителится? Сам же сказал, что ловушек нет. Может, зверье притаилось?
Наконец все стихло. Обожженное и вычерненное прожилками мутации лицо парня обозначилось в проеме, заставив рефлекторно вскинуть ствол.
— Забирайся, — позвал Лёвка. — Чисто.
— Дурачком ведь сделаешь, финалист конкурса красоты херов, — проворчал я, оглядываясь и прислушиваясь к глухим ударам, прилетевшим сверху. Тум-тум. Пауза. Тум. Пауза. Тум-тум-тум. — У нас гости.
— Они уже ф-фозле лестницы. Живей!
— Демоны Зоны… — У меня внутри заворочался морозный игольчатый ком. — Растяжка!
Чуть не порезавшись о жестяной фестон, я юркнул в дырку. Уровень пола здесь оказался значительно ниже тамбура, и я от неожиданности подвернул ногу — не фатально, но крайне болезненно. Матюгнулся во всю глотку и тут же пожалел об этом. «Пылевики» среагировали на голос мгновенно, с лестницы донесся громкий командный выкрик, и ботинки загромыхали по ступеням.
Судя по насыщенности топота, вниз ломанулись двое, а третий, видимо, остался прикрывать.
Что ж, теперь осталось свалить подальше от прохода, чтоб ударной волной по щам не врезало — в замкнутом пространстве такое запросто может случиться.
— Начинаем утреннюю считалочку! — задорно провозгласил я, бросаясь вслед за Лёвкой мимо выстроенных в ряд мазутных бочек. — Раз, два, три — сопли подотри…
Взрыв застал нас возле дверей подъемника. В последний момент я все же решил подстраховаться и упал ничком, прикрывая затылок и разевая рот, чтоб полностью не выглушило.
Громоподобно ухнуло, и плотная волна воздуха пронеслась над нами. Ударную силу тут она уже подрастеряла, но болтавшийся на честном слове плафон все ж сорвала с провода и отправила в долгий полет по стволу шахты. Остальных деталей обстановки я в неверном свете наладонника разглядеть не успел.
Блин. Уже второй взрыв за последние полчаса. Начинает напрягать.
Как только воздушный пресс миновал помещение, я вскочил на ноги и ринулся обратно: нужно было зачистить лестницу наверняка, чтобы уж потом не дергаться и не ждать выстрела в спину от вероятно уцелевшего противника.
— Свет! — на ходу рявкнул я.
Дважды повторять Лёвке не пришлось. Он мигом оказался рядом и направил фонарик ПДА на сизое облако, сочащееся из рваной дыры в переборке. Луч выхватил конус мельчайших соринок и кривляющихся дымовых загогулин, скользнул к притолоке, затем упал вниз.
За порогом сквозь пелену оседающей пыли проступали контуры человеческого тела. Солдат лежал головой к нам, на шее угадывался след от касательного осколочного ранения, шлем-сфера скрывал лицо. Больше ничего в сером мареве рассмотреть не получалось.
