Брат все еще стоял у мешочка, не желая покидать его.
– Робби, – Гриффин более мягким голосом попытался отвести Робби в сторону. – Оставь его. Просто оставь.
Казалось, что Робби не сможет расстаться с черепками.
И в такой ужасный момент, крепко схваченная, с пистолетом у виска, вместо того чтобы беспокоиться обо всем этом, Жас думала только о невероятной вере брата. Как это – верить во что-то с такой силой, что не сдаваться даже перед лицом опасности? Все это было смешно. Жас верила лишь в неверие и рассматривала легенды только как истории, ничего больше. Она была реалисткой: человек создал веру ради того, чтобы избавиться от мрака, обрести опору в бездне пустоты.
Теперь мешочек с черепками был совсем близко. Жас почувствовала, как Ани заколебалась. Неужели она прикидывала, как поднять его?
Глаза Гриффина буравили Жас. Что же он пытался ей сказать? Он наклонил голову в сторону. Что это значит?
У нее был только один шанс, чтобы…
Хватка Ани ослабла. Жас вывернулась из ее рук и отскочила как можно дальше.
Ани наклонилась.
Гриффин подался вперед, что-то поднял с пола. В темноте она не разглядела, что это было. Он поднял руку, и в пещере раздался громкий треск.
Ани упала, растянувшись на полу и выронив пистолет.
Оружие Гриффина, пожелтевший череп с пустыми глазницами, подкатился к Жас.
Затем Гриффин прыгнул на Ани, прижал ее к полу, заломил обе руки за спину и коленом придавил ее еще сильнее.
Монахиня отчаянно сопротивлялась, но Гриффин оказался сильней. Она изогнулась, но он сумел прижать ее к полу, схватил за горло.
– Жас, забери пистолет! – крикнул Гриффин.
Она стала в темноте нащупывать пистолет.
– Робби, хватай… – ему не пришлось закончить свой приказ. Робби уже добрался до шелкового мешочка.
Ани отчаянно сопротивлялась, пытаясь высвободить руки. Ему пришлось приложить все свои силы. Она вынырнула из куртки, вырвалась на свободу, попыталась ударить его ногой, но Гриффин снова заломил ей руки. Монахиня издала пронзительный крик. Через секунду от нестерпимой боли верхняя губа и лоб женщины покрылись крупными каплями пота. Возможно, он вывихнул ей плечо.
– Жас, прощупай ее одежду. Она сказала, что у нее есть веревка, чтобы связать нас.
– Не беспокойся. – Из дальнего угла сводчатой камеры раздался голос, злой, хриплый. – Она привела сюда и меня. Так что отпусти ее и отойди.
Глава 48
17.55
После полета большинство студентов и сопровождающих распаковывались и расслаблялись. Через час приедет автобус, чтобы отвезти на частный прием с китайскими и французскими вельможами в музее Оранжери в садах Тюильри.
В маленьком гостиничном номере, который он делил с Ру Шаном, у Се не было никакой возможности расслабиться. Поэтому он предложил Лан и профессору Ву распаковаться позднее и посмотреть город, прогулявшись от маленькой гостиницы на острове Сен-Луи до музея. Профессор Ву, желавший увидеть как можно больше Парижа, с радостью согласился их сопровождать.
– Как здесь красиво, – прошептала Лан, когда они проходили мимо цветочного магазина, выставившего на тротуар ряды роз, маков и пионов. Красные, оранжевые и розовые цветы, пламенея, состязались и дополняли друг друга.
Се был слишком напряжен, чтобы по-настоящему оценить всю эту красоту. Ему с трудом удавалось слушать то, что говорила Лан.
– Куда ни глянь, везде есть на что посмотреть. – Она указала на витрину кондитерской. Золотистые пирожные и коробки конфет громоздились друг на друга, образуя Эйфелеву башню в миниатюре.
К моменту посадки самолета Се совершенно изнемог. Стресс от прохождения таможни с контрабандным телефоном истощил его.
Тревоги оказались напрасны: никаких проблем не возникло. Мобильный телефон преспокойно лежал у него в кармане. Теперь он во Франции.
Проходя по набережной, Лан остановилась, чтобы посмотреть на прогулочный катер, проплывавший мимо, потом повела их на небольшой мост в сторону острова Сите.
– Смотрите, как сверкает река. Как плывут по солнцу облака, словно на картине Моне, – сказала она. – Или Писсаро. Или Сислея.
Се видел только тени деревьев, под которыми люди с однообразными лицами смотрелись так, будто они прячутся.
Париж выглядел живым полотном, и художники стремились привлечь внимание к тому, что наполняло его глаза. Но Се беспокоили эти два дня. Все то, чего он не знал. Когда должна состояться встреча? Что он должен будет делать?
Как это глупо. Он знал, что переживания должны его измучить, создать вокруг него ауру, которая привлечет негатив. В данный момент, прогуливаясь, он не должен был думать о том, что ждет впереди. Он просто должен быть здесь, в данный момент, в Париже.
В детстве в монастыре он запомнил одну фразу, которую предложили ему как загадку наряду с уроками по медитации:
Нет сознания, нет мыслей ни о чем.
Он мысленно повторял ее, пока они шли к Нотр-Дам, и чувствовал, как энергия возвращается к нему. Величественный готический собор был словно молитва, выраженная в камне, требующая внимания, предлагающая помощь и убежище. Вокруг него бродили сотни людей, группы подростков, курящих и катающихся на скейтбордах, разговаривающих, чувствующих себя свободными.
Когда они проходили мимо собора, зазвонили церковные колокола, гулко, мощно, величественно и прекрасно. Звук этот отозвался внутри Се.
Он остановился и медленно осмотрелся, впитывая в себя древние крыши и окна, мосты, пульсирующую реку.
– Профессор, – произнес Се.
Почтенный каллиграф повернулся к нему.
– Благодарю вас за все это.
– Ты это заслужил, – Ву слегка наклонил голову, и Се заметил, как на его губах заиграла улыбка.
Если у Се не получится, то Ву окажется в опасности. Этот восхитительный художник, принявший под свое покровительство подростка, рисковал своей жизнью, чтобы помочь ему.
Лан, заметившая, что произошло, на мгновение взяла Се за руку. Ее тихие глаза тоже улыбались.
– Представляешь, каково это – быть художником и жить здесь? – спросила она.
Се покачал головой.
– А каково не вернуться обратно? Сбежать. Теперь. В эту минуту. Просто убежать. Остаться во Франции. Писать? – От этой мысли у нее перехватило дыхание.
– Опасные мысли, моя дорогая, – сказал Ву.
Не успел Се отреагировать, как что-то заметил.
Неподалеку от них, справа от группы детей, Се увидел Ру Шана. Здесь он мог быть только по одной причине. Он за ними следил.
