Фарнсуорт же сохранял спокойствие; он нервничал только в те минуты, когда говорил о Делии.
«Разговоры о Делии — вот что выводит его из себя», — подумал Эйдан. И он решил воспользоваться этой слабостью противника — пусть даже Кэсси ужаснется, услышав его слова.
Презрительно усмехнувшись, Эйдан проговорила:
— Ты ведь любил ее, правда? Любил Делию, а, Фарнсуорт? О, несчастный глупец, ослепленный страстью.
Фарнсуорт замер на мгновение, потом воскликнул:
— Она была самой замечательной женщиной на свете! Но ты, разумеется, этого не понимал. Да, ты совершенно ее не понимал.
Эйдан рассмеялся.
— Множество мужчин понимали мою жену. Я даже не в состоянии их всех сосчитать. Она была шлюхой и коллекционировала мужские сердца, как некоторые коллекционируют засушенных бабочек. Но таких, как ты, ей было мало, и она стремилась к новым развлечениям.
Фарнсуорт побледнел.
— Не смей чернить ее, мерзавец! Она спала с другими мужчинами только потому, что для нее это был единственный способ избежать твоих домогательств! Но когда мы полюбили друг друга, она больше никого другого не желала. Ей больше никто не был нужен!
— Это она тебе сказала?
— Она любила меня! Только меня! Мы собирались начать новую жизнь в другом месте. Там, где ты не смог бы нас найти.
— Мне было все равно — даже если бы вы с Делией обосновались в соседней спальне. Более того, я был бы только рад! Во всяком случае, имел бы представление, кто навещает ее в спальне. И Делия прекрасно знала: я и бровью не повел бы, если бы она сбежала хоть с полком солдат, но при условии, что оставила бы Кассандру в покое.
Эйдан похолодел, когда заметил в глазах Фарнсуорта какой-то дикий, пугающий блеск. В эту минуту он со всей отчетливостью понял: Фарнсуорт может в любой момент нажать на спусковой крючок.
— Делия должна была отплатить тебе, Кейн, за те страдания, которым ты ее подверг. Мы намеревались отделаться от Кассандры после прибытия во Францию. Хотели подбросить ее на крыльцо какой-нибудь хижины. Мы не собирались держать в своем доме твое отродье.
При этих словах Эйдан едва не задохнулся от гнева. Он уже хотел броситься на англичанина, но, вовремя сдержавшись, вновь заговорил:
— Значит, ты не побоялся испытать на себе всю силу моего гнева, лишь бы Делия могла осуществить свою безумную месть, не так ли? Великую страсть, очевидно, вы питали друг к другу, Фарнсуорт. Это трогает меня до глубины души.
Фарнсуорт с усмешкой пожал плечами.
— Но у меня есть к тебе один вопрос, — продолжал Эйдан. — Если Делия любила тебя столь самозабвенно, тогда почему же в день вашего побега я обнаружил ее в чулане с рослым помощником конюха?
— Нет! — Лицо Фарнсуорта исказилось до неузнаваемости. Пистолет в его руке задрожал, царапая нежную кожу Норы. — Ты лжешь! Я не верю тебе!
— Она вцепилась в его плечи и издавала стоны, уверяю тебя. Когда я наткнулся на них, она рассмеялась. Но теперь я знаю: она смеялась не надо мной, она смеялась над тобой.
— Я не верю тебе!
— Ты глупец, Фарнсуорт. Она просто дурачила тебя, водила за нос. И таких, как ты, было множество.
Из груди Фарнсуорта вырвался яростный вопль, и он, взмахнув пистолетом, навел его на Эйдана.
Этого момента Эйдан и дожидался. Он бросился на своего врага, а Нора вырвалась из его хватки и метнулась в сторону.
Эйдан был выше и сильнее англичанина, но Фарнсуорт боролся с отчаянием сумасшедшего, и справиться с ним было не так-то просто — Эйдан почти сразу же это понял. Он слышал отчаянные крики Кассандры и видел ее искаженное ужасом лицо, — конечно же, девочку ужаснули слова отца, слова, сказанные им о ее матери.
В какой-то момент Эйдан изловчился и нанес противнику сильнейший удар в челюсть. Англичанин попятился, но тут же снова бросился на врага и ударил его ногой под ребра. Раздался мерзкий треск, и Эйдана прорезала острая боль — удар пришелся в ребро, которое только начало срастаться.
Эйдан отшатнулся; он пытался собраться с силами. Но тут Фарнсуорт схватил лежавшую на полу доску и, размахивая ею, принялся теснить противника.
Отступая, Эйдан зацепился ногой за ножку стола и, не удержавшись, рухнул на пол. Фарнсуорт тут же взмахнул доской и нанес Эйдану удар в плечо. Затем отбросив свое оружие, вцепился противнику в горло.
Оглушенный ударом, Эйдан не сразу собрался с силами; он задыхался и хрипел — англичанин все крепче сжимал его горло. В какой-то момент он почувствовал, что теряет сознание. «Еще несколько мгновений — и все будет кончено», — промелькнуло у него. Но тут Эйдан вспомнил о дочери, вспомнил о Норе — и силы чудесным образом вернулись к нему.
Собрав волю в кулак, Эйдан согнул ногу в колене и нанес противнику удар в пах. Англичанин взвыл от боли, и пальцы его разжались. Эйдан попытался подняться на ноги, но тут вдруг почувствовал, как в щеку его уперлось что-то твердое и холодное. В следующее мгновение он понял, что это пистолет; оказывается, Фарнсуорт каким-то образом ухитрился подобрать его с пола.
— Тебе конец, Кейн, — прошипел англичанин. — Тебе конец.
Эйдан заметил краем глаза бледное лицо Норы; он знал: Нора — это последнее, что он видит. Сейчас пистолетный выстрел подведет итог его беспутной жизни. Больше всего он сожалел в этот миг о том, что так и не набрался смелости сказать Норе, что любит ее.
Внезапно что-то словно вспыхнуло у него перед глазами. А затем на голову его противника обрушилась масляная лампа, зажатая в руках Норы. И тут же раздался звон стекла.
Фарнсуорт дернулся, и пистолет выстрелил. Боль обожгла висок Эйдана, но пуля, к счастью, лишь содрала кожу на виске. Секунду спустя англичанина охватили языки пламени, и раздался его истошный вопль. Он рванулся к Норе, словно в этот момент истины хотел увлечь ее за собой в преисподнюю, но Эйдан, собравшись с силами, выбросил вперед руку и оттолкнул негодяя.
На Эйдана дождем посыпались искры, опаляя кожу. Кассандра с визгом вскочила на ноги, когда англичанин, покачнувшись, повалился на подстилку. Подстилка, набитая сухой соломой, вспыхнула как факел.
— Уходите! — прогремел голос Эйдана. — Кассандра, Нора, уходите!
Сквозь завесу дыма он видел, как его дочь выбежала из дома, и слышал громкие крики Норы.
— Нора, уходи! — снова закричал Эйдан. Затем схватил старое одеяло и предпринял отчаянную попытку сбить пламя с Фарнсуорта. Но было уже поздно — он вдруг почувствовал тошнотворный запах горелого мяса.
И тут снова раздались отчаянные крики Норы. В следующее мгновение она подбежала к мужу и, ухватив его за рукав, потащила к двери.
Эйдан отшвырнул в сторону одеяло и бросил последний взгляд на Фарнсуорта. На этом свете сводному брату Норы уже никто не мог помочь. Англичанин лежал на спине, и глаза его закатились, рот же раскрылся в безобразном оскале смерти.
