— Все равно.
— Ага, понял.
— Так, давай еще раз, — быстро взглянув на часы, потребовал Юшко. — Все сначала. Твои действия?
— Так, звоню в дверь, она типа открывает, — обстоятельно начал Муха, — бью, значит, ее по голове…
— Не в висок!
— Да ясен красен! Не в висок!
— Дальше.
— Волоку в ванную…
— Дверь на лестницу закрываешь!
— Да понятно, что закрываю! Не бзди, Рома, все сделаю путем. Да, закрываю дверь, волоку эту блядь в ванную, ширяю ей эту штуку, пускаю воду…
— Раздеть ее не забудь.
— Раздеть — с большим удовольствием. А может, ее… это? Употребить?
— Я за что тебе плачу? — внезапно зло прошипел Юшко. — Чтобы ты самодеятельностью занимался?
— Не хочешь, не надо, — тут же покладисто согласился с работодателем Мухин. — Мне и самому с трупаком не захочется, — заявил он и продолжил: — Значит, пускаю воду на всю катушку и сваливаю по-тихому…
— Перчатки не забудь.
— Перчатки? — Муха с сомнением посмотрел на свои грязные лапы. — Нет у меня никаких перчаток…
— На, возьми. — Юшко достал дорогие лайковые перчатки и протянул Мухе. Перчаток было жаль, но что поделаешь, если у этого дебила даже перчаток нет.
— А кокс? Сразу отдашь? — Мухин снова вернулся к вожделенному порошку.
— Сразу. Потом поедем ко мне и отдам остальное. Но чтобы все было чисто. Понял?
— Слушай, когда я тебя подводил? — солидно спросил Мухин, засовывая перчатки в карман.
Юшко на секунду задумался. Действительно, на Виталика Мухина можно было положиться. Несколько раз он давал ему поручения — то за дамочкой последить, то съездить кое-куда — и Мухин все выполнял аккуратно и точно. Стимул у него был мощнейший — кокаин.
— Слушай, а чего я ей скажу? — вдруг спросил Муха, и на его лице отразилось недоумение. — Чего я приперся? Как она мне дверь откроет?
Действительно, три раза все повторили, а вот о том, что он скажет, как-то не подумали. Да, Виталик Мухин и в самом деле не все мозги прококаинил.
— Телеграмма? — предположил Юшко нерешительно.
— Лучше скажу, что трубу прорвало, — предложил Муха. — Дом старый, такое все время случается. Лады?
— Лады… — Кроме телеграммы, ему почему-то больше ничего не приходило в голову. — Ладно, скажешь, что заливает. Потом спустишься и пойдешь не спеша. Не спеша, понял?
— Ты здесь будешь стоять? — поинтересовался Мухин.
— Здесь. — Юшко снова посмотрел на часы. Была уже почти половина девятого. — Пора, — скомандовал он.
* * *
Первая машина наружного наблюдения прибыла на место уже в четверть девятого и остановилась метрах в двадцати, у детской площадки, откуда прекрасно просматривался подъезд. Забрызганную грязью «девятку» невнятного синего цвета маскировали также мусорный бак и большой фургон с надписью «Салтовский хлебозавод», который подъехал несколькими минутами раньше.
Двор был по-воскресному тих — большинство жильцов еще нежились в своих постелях. Собачники же к этому часу уже выгуляли своих питомцев и ушли, потому как для собачников, привыкших подниматься что в воскресенье, что в понедельник в шесть утра, день начинался всегда одинаково. В фургоне Салтовского хлебозавода находилось трое — техник прослушки, Лысенко и старлей Бухин. Бухину здесь находиться было совершенно необязательно, но он желал увидеть все собственными глазами. Объект должен был появиться в девять.
— Когда ж он приедет, красавец наш? — спросил Лысенко и взглянул на часы.
Бухин тоже посмотрел на часы и ответил:
— Наверное, скоро уже.
Обе машины въехали во двор с другой стороны улицы, и поэтому автотранспорт гражданина Юшко, уже часа полтора стоящий на углу возле аптеки вместе со своим хозяином внутри, так и остался незамеченным.
— Юра, у тебя все готово? — спросил Лысенко.
— Сейчас. — Техник принялся щелкать какими-то тумблерами, завертел верньер… — Сейчас, сейчас… — пробубнил он.
К подъезду, за которым наблюдал капитан, вдруг подошла какая-то фигура.
— Это еще кто? — спросил Лысенко.
Любопытный досужий техник, который уже наперечет знал почти всех жильцов дома, мельком взглянул и тут же определил:
— А… Это синяк один из пятого подъезда.
— А у нас он что делает? — спросил Лысенко, как будто техник был еще и ясновидящим.
Техник Юра ясновидящим не был, просто у него была потрясающая память на лица, и поэтому на неуместный вопрос он ответил:
— А хрен его знает! Может, к знакомому какому пришел…
* * *
Войдя в пустой и тихий, час назад прибранный старательной дворничихой подъезд, Мухин достал обмотанный эластичным бинтом молоток, взвесил его на ладони и презрительно скривился. Дурак Рома, хоть и большими делами крутит. Да разве ж такой игрушкой бабу пришибешь? Легкая, мягкая… Огреет он эту… даже не спросил у Ромки, как ее зовут, — а она ногтями в физиономию вцепится! Мухин поднялся на площадку между этажами и повертел головой, желая на чем-либо опробовать орудие. На площадке было голо и пусто, лишь в углу подоконника сиротливо лежал пропущенный дворничихой окурок. Мухин постучал легонько сначала по деревянным перилам, а потом по своему колену: нет, точно, никуда не годится. Баба заорет, придется делать ноги, а кокс останется у Ромы. Полкило кокса! Нет, он, Муха, не дурак. Он все сделает по-своему. Роме что требуется? Чтобы баба коньки отбросила, — так он понял. И зачем-то сначала ее надо молотком бить, потом дрянью этой ширнуть — Муха пощупал через карман шприц с отравой, — ну а после еще и утопить. Круто! Чем эта мымра Ромику насолила, что ее так мудрено пришить хочет? Сколько он ему объяснял, как тупому, а суть-то все одна получается: грохнуть нужно эту бабу, и все дела. И только в этом случае Рома Мухе заплатит. А если баба ласты не склеит, он, Муха, ничего не получит. А это не есть гут.
Мухин отлепил скотч и смотал эластичный бинт. Молоток был слишком маленьким — он лично взял бы что-нибудь поувесистее. Но идти домой и искать что-нибудь другое у него уже не было времени. Рома сказал, что баба до девяти будет дома, а потом отчалит, — ищи-свищи. Вот если размахнуться посильнее… Виталик Мухин поставил ногу на две ступеньки выше, размахнулся, но перед своей собственной коленкой все же инстинктивно притормозил, ударил едва-едва в пятую часть силы, чуть не потерял равновесие и зашипел от боли. «Ничего себе, наверное, синяк будет, — подумал он, потирая ушибленное место, — годится! Если как следует размахнуться…»
Где-то наверху загудел лифт. Мухин проворно спрятал молоток в карман. Он услышал, как двумя или тремя этажами выше кто-то сел в кабину и старый лифт, покряхтывая, стал опускаться. «Сейчас уйдут, и позвоню», — подумал он, стоя у нужной квартиры. На часы он не посмотрел — часов у него давно уже не было.
