Анна сознательно сделала паузу, ожидая, что Наташа сама сделает заключение.
– Где Ричард?
– В машине. Он скоро придет. Завтра мы поедем домой. По-твоему, я сумасшедшая?
– Безнадежный случай, – улыбнулась Наташа.
– Почему ты не включила камин?
– Не знаю, как он работает.
Анна нажала кнопку сбоку на газовом обогревателе.
– Да, это мудрено, – продолжила она. – Ричард объяснил мне насчет того, почему он сказал мне, что женат, когда на самом деле все не так. Он сказал мне, что никогда не встречал таких, как я, «не мог представить, что у него возникнут такие чувства, как сейчас. Я знаю, что могу ему поверить только потому, что я так хочу этого… Но все же я верю ему. Ричард сказал, что он не настроен порывать со мной. Ну а я не стала много говорить… мы просто поцеловались и…
– Я не буду тебя предупреждать о чем-то, потому что сама не знаю, может быть, я так волнуюсь только из-за того, что Ричард встанет между тобой и мной.
– Между нами? Никогда!
– Это неизбежно, так что нет никакого смысла кому-то из нас жаловаться или волноваться. И если бы Джоффри узнал каким-то образом, что я здесь, и погнался бы за мной, то не исключено, что я была бы так польщена или испугана, что приняла бы его обратно.
– Испугана? – переспросила Анна.
– Испугана, как Бренда. Ведь не только дураки боятся одиночества.
Ричард и Анна провели ночь вместе. Наташа легла в одиночестве на диван и думала, что она многим бы пожертвовала ради того, чтобы Джоффри приехал за ней в Скарборо и попросил прощения. Тогда она лежала бы сейчас рядом с ним. Или на нем, так как диван был узким.
Обратный путь в Брэдфорд показался вдвое длинней. Наташа сидела на заднем сиденье машины Ричарда, а Анна и Ричард спереди беспрерывно улыбались друг другу.
Наташа молчала, пока они не прибыли в Брэдфорд, не проехали по его грязным улицам, мимо безобразных магазинов, мимо убожества и бедности города, который сбился с пути много лет назад, растратил все свои силы, пытаясь вернуться обратно, а затем оставил борьбу и с радостью деградировал.
В квартиру она вошла одна. Анна поехала с Ричардом к нему домой – теперь выяснилось, что этот дом на самом деле принадлежал ему, а не другу – чтобы окончательно с ним примириться.
Несмотря на то что в последний раз ее мать появлялась здесь около года назад, она вдруг явилась, естественно, подстрекаемая Брендой. Это была месть сестры.
– Мне нужно принять душ, мама, и я вымотана после путешествия.
– Я не задержусь долго, – заявила мать, располагаясь в кресле.
Она как будто была вынуждена объяснить, почему Бренде следует остаться с Китом, словно Наташа не слышала этих доводов до сих пор. Монотонная бубнежка позволила Наташе погрузиться в собственные воспоминания о том единственном разе, когда она была влюблена, о каникулах в Клиторписе, когда она была еще подростком. Теперь Наташа вдруг поняла, что тот опыт даже близко не был любовью. Ее эмоции были просто неверными детскими представлениями о любви.
Джоффри ближе всего подвел ее к понятию, за которым стояла искренняя любовь, взрослая версия, построенная на настоящей совместимости. Это было иррационально… Соперник мог бы быть нереально богатым, но теперь она выбрала бы Джоффри.
Мать сама сделала себе кофе и продолжила говорить о неудачных отношениях своей несчастной младшей дочери, которая, тем не менее, должна стойко продолжать в том же духе. Она задала несколько наводящих вопросов о любовной жизни Наташи, но Наташа филигранно увернулась от вразумительного ответа.
– Я не приду завтра на обед, мам, – сказала Наташа, стараясь чтобы в ее тоне звучало сожаление.
– Почему? – спросила ее мать.
– Не хочу видеть Бренду с Китом.
– Почему ты так говоришь?
– Ну, – начала Наташа, – просто, – продолжила она очень медленно, размышляя, как лучше смягчить свои аргументы, чтобы мать сумела постичь, – Бренда спятила, что вернулась к нему снова. И он тоже полный дурак, если хочет ее вернуть. Они не сделают друг друга счастливыми. Я не могу это видеть.
Как только мать ушла, Наташа немедленно позвонила Бренде.
– Зачем ты вернулась к мужчине, который делает тебя несчастной, и к жизни, которой ты не хочешь? – спросила она.
Это был самый глупый вопрос, какой только можно представить: риторический, да еще и по телефону. Обе сестры понимали это, но Наташа вынудила Бренду ответить.
Только когда сестра заявила ей: «Никто в этом мире не живет с тем, с кем хочет быть. Никому еще так не повезло», Наташа полностью осознала, какой глупой была Бренда, что ж, она заслуживает Кита, такого же глупого. Наташа желала им оставаться таким же несчастными – такая массивная, намеренная глупость и не заслуживала счастья.
Погрузившись в очень горячую ванну, Наташа заставила себя думать о том, как вернется в понедельник на работу, чтобы грудью встретить раздражительные жалобы управляющего. Потом она снова вспомнила о том, что потерялд Джоффри. Что он о ней сейчас думает и как долго ей снова придется ждать, пока среди огромного количества неподходящих дружков она снова встретит кого-нибудь вроде него? Может быть, ей следовало пойти к нему, объяснить, что она изменила решение, поставить себя в неловкое положение, признавшись, какую она совершила ошибку? Наташа почти что решилась на это, но, когда стала сушить волосы феном, невольно взглянула на часы. Было слишком поздно, чтобы куда-то идти сегодня вечером.
Затем домой вернулась Анна в сопровождении Ричарда, практически неспособная связно говорить, оттого что она была безумно счастлива. Анна бросила Наташе приветствие, хохоча так, будто это была лучшая шутка в ее жизни. Наташа язвительно пересказала все, что ей поведала мать во время визита. Это тоже была своего рода месть Анне за ее счастье и одновременно попытка предостеречь подругу.
– Она несла тут обычную чушь, представляешь? Про то, почему она думает, что Бренда права, что вернулась к Киту. Моей матери все равно, что ее дочь несчастна, зато она пристроена.
– Может, Бренда несчастна от природы? – пошутила Анна.
Ничто не могло испортить ей настроения.
– Все родители хотят, чтобы их дети были пристроены, – добавил Ричард.
– Если у меня когда-нибудь будут дети, – начала Анна, поколебавшись немного, – я не потребую, чтобы они с кем-то были, лишь бы быть… Я думаю, что будет лучше, если я приму, что им может быть хорошо в одиночестве.
Она повернулась к Ричарду:
– Понимаешь, о чем я?
– Я полагаю, что если бы я был счастлив в браке, то считал бы, что так и должно быть. И я захотел бы, чтобы мои дети тоже были женаты. Но из того, что ты говорила мне о Наташиных родителях…
До того как Анна что-либо произнесла, Наташа вмешалась:
