Райс, в свою очередь, с радостью воспользовался шансом увидеть Томаса Джефферсона — первого президента Соединенных Штатов Америки.[86]Ему никогда не нравился Джордж Вашигтон, и он с удовлетворением воспринял известие о том, что масонские связи последнего сделали для него невозможным присоединиться к «безбожному» американскому правительству.
Райс ерзал в костюме из двойной вязки даркона,[87]он и Сазерленд готовились к встрече в недавно оборудованном кондиционерами зале заседаний крепости Гогензальцбург.
— Я уж и забыл, какие эти костюмы скользкие, — пожаловался он.
— Хорошо еще, — парировала Сазерленд, — что ты не надел сегодня этой дурацкой шляпы.
Реактивный самолет вертикального взлета из Америки что-то запаздывал, она то и дело поглядывала на свои часы.
— Треуголки? — удивился Райс. — Тебе не нравится?
— Господи, это масонская шляпа. Символ сил сопротивления переменам.
Франкмасонский фронт освобождения был одним из кошмаров Сазерленд. Эта политико-религиозная организация совершила несколько убогих терактов на Трубопроводе.
— Ой, расслабься, Сазерленд. Мне ее подарила одна из моцартовских групиз. Тереза-Мария-Анжела-что-то-там, из пошедших по миру аристократов. Они все тусуются в этом его музыкальном клубе, в центре. Просто прикольно шляпа смотрится.
— Моцарт? Ты с ним дружбу водишь? Тебе не кажется, что от него стоит держаться подальше? После всего того, что мы с ним сделали?
— Херня, — не согласился Райс, — мне можно. Я тут два года ишачил в стартапе, пока ты учила американскому футболу Робеспьера и Пейна.[88]Вот только парочку ночей позажигал с Вольфгангом — тебе уже не так. А Паркер? Я что-то не слышал, чтобы ты ныла из-за его ежевечернего рок-н-ролла? Гремит из каждого дешевого транзистора.
— Он отвечает за пропаганду. Поверь, если бы я могла остановить его, я бы давно это сделала. Но Паркер — особый случай. У него связи в риалтайме, — она потерла щеку. — Давай не будем, ладно? Просто будь повежливей с президентом Джефферсоном. Ему тяжко приходится в последнее время.
Вошла сазерлендовская секретарша, в прошлом придворная дама Габсбургов, и объявила о том, что самолет прибыл. Тут же ввалился, оттолкнув ее в сторону, Джефферсон. Он был довольно высок для аборигена, обладал гривой огненно-красных волос, а глаза у него бегали безумней всех, виденных Райсом.
— Садитесь, мистер президент. — Сазерленд указала на дальний конец стола. — Вам кофе или чаю?
— Немножко мадеры, — усмехнулся Джефферсон, — если у вас имеется.
Сазерленд кивнула секретарю, та в замешательстве некоторое время хлопала глазами, а потом ринулась исполнять указание.
— Как прошел полет? — спросила директор.
— Машины впечатляют, — отреагировал Джефферсон. — Вы и сами отлично знаете.
Райс заметил, что руки у президента немного дрожат, он не очень хорошо перенес сверхзвуковой перелет.
— Остается только пожелать, чтобы ваше политическое благоразумие было на такой же высоте.
— Вы прекрасно понимаете, я не могу отвечать за всех своих подчиненных, — извинилась Сазерленд. — Я лично весьма сожалею относительно некоторых деталей наших операций. Нам будет очень не хватать Флориды.
— Но вы же сюда приехали не для того, чтобы обсуждать вопросы благоразумия. — Райс в раздражении подался вперед.
— Свобода, сэр, — провозгласил Джефферсон, — свобода стоит на кону!
Вошла секретарь с пыльной бутылкой хереса и пластмассовыми стаканчиками. Руки Джефферсона затряслись сильнее, он налил себе стакан и немедленно выпил. На его щеки вернулся румянец.
— Когда мы объединяли силы, вы сделали определенные обещания. Вы гарантировали нам свободу, равенство и право на счастье.[89]Вместо этого нас со всех сторон окружили вашими механизмами, с помощью дешевых поделок вы совращаете народ нашей великой страны, а богатства наших недр и произведения искусства навсегда исчезают в ваших замках! — вещал он. Заключительные слова президент произнес стоя.
— Общее благо подразумевает некоторый… переходный период… — Сазерленд съежилась на стуле.
— Да ладно тебе, Том, — вступился Райс. — Что за херня про «объединение сил»? Это мы выкинули бриташек, поставив у руля вас. Вот и все, блин, «объединение». То, что мы качаем вашу нефть и увезли несколько ваших картин, не имеет ни малейшего, блин, отношения к вашей свободе. Нам по херу. Делайте все, что вам вздумается, только не путайтесь под ногами. Хорошо? Если бы нам хотелось поговорить об этом, мы бы бриташек у власти оставили.
Джефферсон сел. Сазерленд тихонько налила ему еще стакан, который он снова тут же выпил.
— Я не могу понять, — начал он. — Вы сами сказали, что прибыли из будущего, но только тем и занимаетесь, что уничтожаете собственное прошлое.
— Нет, мы этого не делаем, — возразил Райс. — Все устроено иначе. История, она как дерево, да? Когда перемещаешься назад во времени и устраиваешь там заваруху, возникает еще одно ответвление от основного ствола. Этот мир представляет собой одно из ответвлений.
— Вы хотите сказать, — сообразил Джефферсон, — что этот мир — мой мир — не ведет в ваше будущее?
— Точняк, — подтвердил Райс.
— Так вы можете тут насиловать и мародерствовать сколько душе угодно! В то время как вашего собственного мира это абсолютно не касается! — Джефферсон снова вскочил на ноги. — Я нахожу подобный принцип невообразимо ужасным! Как вы можете поддерживать такую тиранию? У вас что, человеческих чувств нет?
— О господи, — взмолился Райс — конечно есть. Что вы скажете насчет радиоприемников, журналов и лекарств, которые мы раздаем? Лично мне кажется, нужно иметь определенную наглость, чтобы заявляться сюда со всеми этими вашими оспенными язвочками, в немытой рубашке, оставив дома толпу рабов, — и читать нам лекции о гуманизме.
— Райс? — подала голос Сазерленд.
Райс посмотрел Джефферсону в глаза. Тот медленно сел.
— Послушайте, — Райс смягчил тон, — мы готовы обсуждать то и это. Быть может, не все идет так, как представлялось вначале, но это ведь жизнь, понимаете? Скажите, что вам действительно необходимо? Автомобили? Кинофильмы? Телефоны? Контрацептивы? Просто назовите и получите.
Джефферсон массировал уголки глаз большими пальцами.
