Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
Возможно, проблема была в том, что до сих пор мне никто не подавал знаков. Во всяком случае, таких, которые я могла уловить и понять. Мой семейный герб с его противоречивыми символами был уж слишком неоднозначным. Может быть, его следовало толковать так: даешь голову, насаженную на копье! А может, по-другому: сиди дома и читай книгу! Палец в церкви указывал на запад и на восток, на север и на юг: домой, прочь, в Канаду, к черту! И вот теперь — такое ясное наставление, даже если не очень понятно, к кому именно оно обращено. Пади в бою. Не возвращайся домой. Не сдавайся. Не оставляй этого ребенка на лестнице публичной библиотеки Линтона. Бежать нельзя, надо сражаться.
Мы остановились в обветшалом мотеле в двадцати милях к югу от Мэнкстона — ничего дешевле нам найти не удалось. Денег практически не осталось, я даже не была уверена, что нам хватит на бензин, чтобы вернуться обратно, или хотя бы на билеты на автобус. Пока я платила за номер, Иэн вертелся вокруг столика с разложенными товарами — конфетами, картами, французско-английскими словарями, газированной водой и жевательной резинкой. Он поковырял пальцем в щели для монет телефона-автомата. Я обернулась и посмотрела на него, пока менеджер возился с компьютером, и меня потрясло, насколько естественно мы выглядим вместе и насколько у нас все уже отработано: Иэн прижимается носом к стеклу прилавка, под которым разложены батончики «Сникерс», мой локоть лежит на деревянной стойке регистрации, шнурок на левом ботинке у Иэна с одного конца совсем растрепался, так что теперь его уже не затолкать обратно в дырочку. Да, вот так мы и живем. Это происходит с нами каждый вечер. Я с невозмутимым видом снимаю номер. Он смотрит на сладости. Его ботинок еле держится на ноге.
Мы рухнули на кровати с книгами, которые взяли в библиотеке, и я почувствовала одновременно прилив энергии и страшную опустошенность. Я думала о том, что Тим и все его друзья в эти выходные отправятся на пикет, и интересно, что бы они сказали обо мне, если бы узнали. Если бы они увидели только мои поступки, без сомнений и чувства ненависти к самой себе, которые их сопровождали, они бы, наверное, сочли меня героем. А еще я думала о побеге отца — о том, первом побеге, когда он считал себя правым, когда заталкивал картошку в выхлопные трубы, когда писал манифест, когда Юрий был еще жив и когда революция еще не переросла в отчаяние. Потребность в борьбе была у меня в крови, текла по толстым венам рода Гулькиновых. Когда меня посадят за решетку, я сделаю у себя на спине татуировку со словами: «Защищать до последнего вздоха».
Я посмотрела на Иэна, который лежал на спине и держал над головой на вытянутых руках книгу «Двадцать один воздушный шар»[75]. Я увидела на его руках разводы грязи, а ступни у него выглядели так, будто их не мыли несколько недель.
— Иэн, ты не обидишься, если я спрошу, когда ты в последний раз принимал душ? — поинтересовалась я.
В ответ он состроил страшную гримасу.
— Я не люблю душевые в гостиницах, — объяснил он. — Там может быть скользко, а это очень опасно — упасть в душевой кабине. Но я принимал душ в доме у тех людей, с хорьками, помните?
— Давай мы с тобой договоримся. Сейчас ты пойдешь в душ, и если через полчаса не вернешься, я вызову «скорую».
— Я только дочитаю главу.
Против этого я возражать не могла. Когда он наконец ушел в ванную, я позвонила отцу с гостиничного телефона, заказав разговор за его счет.
— У тебя кончились деньги? — с ходу спросил отец. — Послушай, я сейчас велю Офелии, моей чернокожей секретарше, положить тысячу долларов тебе на счет, годится?
— Мне не нужны деньги.
Я совсем не была в этом уверена, но в любой момент можно было передумать, и отец пришел бы на помощь, стоило мне только заикнуться.
— Ха! — рассмеялся он. — Да ты ведь уже просишь денег, раз звонишь мне за мой счет! Кто будет платить за этот разговор?
Я спросила, как у него дела, и извинилась, что вчера расстроила его.
— Никогда не звони людям, которые напились! — посоветовал отец.
— Я считаю, что ты поступил очень смело, и мне хотелось убедиться, что я не забыла тебе об этом сказать. Ведь ты мог воспользоваться своим прошлым, чтобы наладить отношения с партией, но ты не стал этого делать. Вчера как-то не успела про это с тобой поговорить.
Отец вдруг понизил голос — во всяком случае, для него это было по-настоящему тихо, — и я поняла, что в соседней комнате находится мама.
— Люси, ты думаешь, что все это героические поступки? Сумасшедшая беготня с картошкой и нелепыми книжками? Твоя проблема в том, что ты все время только читаешь и читаешь и никогда не слушаешь, что тебе говорят живые люди! И не понимаешь, что говорю тебе я: вся эта наша борьба была идиотизмом. Чего мы добились? Юрий убит, а я лишился килограмма картошки. И что — я положил конец коммунизму? Или, может быть, заставил Хрущева официально извиниться перед моей бедной матерью? Зато моя мать лишилась обоих сыновей! Потому что после того, что произошло, я не мог вернуться туда, а она не могла выехать оттуда.
Бабушка умерла, когда мне было два года, мы с ней так и не увиделись. Я никогда не придавала большого значения этой части нашей семейной истории — о женщине, которая потеряла мужа, а потом — сына, а за ним — второго сына. Наверное, я была слишком занята, чтобы об этом подумать. А может, успешно законопатила ту часть мозга, которая имеет дело с родителями, лишившимися детей.
Я не могла придумать ответа, который не прозвучал бы невежественно и не ухудшил бы ситуацию. Поэтому я сказала:
— У меня к тебе одна просьба. Если меня будут искать, забудь, пожалуйста, что я проезжала через Чикаго, хорошо? Мне очень нужно побыть одной, чтобы никто меня не беспокоил, и я не хочу, чтобы меня смогли отыскать. Ну, кто-нибудь с работы или еще откуда.
— Я уже это сделал! — похвастался отец. — Какой-то твой дружок уже сюда звонил и спрашивал, где ты! Мне не понравился его тон.
— Рокки Уолтерс?
— Да-да, какое-то дурацкое имя вроде этого.
— Большое спасибо.
Иэн вышел из ванной с мокрым ирокезом на голове. Он надел красную футболку — ту самую, которая упоминалась в сообщении полиции о его пропаже. Я не могла попросить его переодеться, по-тому что пришлось бы объяснять почему. К тому же я еще не остыла после разговора с отцом, так безжалостно проткнувшим мой крошечный воздушный шарик. Но он наверняка ошибается. А может, просто забыл, каково это. Ведь не зря же революционерами становятся в молодости. Три молодых русских — революция. Три старых русских — всего лишь кучка людей, которые сидят на кухне и спорят, сколько капусты положить в щи.
Иэн снова устроился на кровати и взялся за книгу, но через несколько минут положил ее на живот и уставился в потолок с разводами от протечек.
— Мисс Гулл, вы не могли бы дать мне немного монет?
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 86
