— Неужто и еще сохранилось добро? — спросил хрипло.
Эскобар, нависнув, произнес ему в самое ухо:
— А вот об этом, дядюшка, советую накрепко забыть. Нынче Господь смилостивился, отсыпал от щедрот, однако наглеть не стоит. Объясни приятелям вдумчиво: за нами вдогонку не рваться. Неделю. И языки в эти дни не чесать, чтоб заманчивых слухов не наплодилось. Не гневите удачу... братцы.
Как ни божился пират в чистоте помыслов, а с той минуты, когда груженная сокровищами лодка скрылась из глаз, пребывание в Мезеле впрямь становилось еще опаснее. Потому из гавани «Эло» вылетел стрелой, безоглядно ныряя во мрак, в кипящее бурунами море, в неизвестность.
Сразу оторваться от берегов Овелид-Куна, впрочем, не удалось. Никакое, даже самое страстное желание оставить их подальше за спиной не отменяло потребности в точной ориентировке. За месивом низких облаков не проглядывались не то что звезды, а часто и солнце, на компас надежды также были слабые — волнующееся море могло запросто снести корабль в произвольном направлении. Приходилось цепляться за берег, сколькими бы опасностями это ни грозило. Ночь пережидали в каком-нибудь укромном закутке, днем крались, словно пуганая дичь, ухитряясь одновременно развивать приличную скорость. Боялись всего: и одинокого всадника, мелькнувшего у кромки леса, и тени паруса на горизонте, а вдобавок бесчисленных мелей и скал, усеявших прибрежные воды. О возможных штормах старались не говорить вовсе, хоть и ждали их с первых дней. Подспудно понимали — лучше уж бедовать в открытом море, нежели оказаться выброшенными на зубья имперских камней. Пока, однако, стихия сдерживала свои эмоции, лишь резкий, колючий ветер, свинцовые тучи да частая морось выдавали ее недружелюбие.
Если верить упрямому бормотанию Левека, им по-прежнему сказочно везло. Ни земным, ни небесным владыкам не удавалось до сих пор серьезно зацепить юркую посудину, рвавшуюся сквозь любое ненастье с отвагой безумцев. Лишь на седьмой день, достигнув самой восточной оконечности кунийских земель, путники дерзнули совершить вылазку на берег. В гавани Рамайи, гордо именовавшей себя восходной столицей державы, Левек распорядился пополнить запасы пресной воды и провизии, однако отпустить команду на берег отдохнуть отказался наотрез.
— Я знаю, что вы устали, измотаны переходом и долгим беспокойством, — категорично заявил он в ответ на жалобы моряков, — но знаю и то, что несколько кружек пива многим развяжут языки. А здесь полно ушей, всегда готовых прислушаться к любой пьяной болтовне. Поэтому для моей и вашей безопасности никто не сделает с корабля ни шагу, понятно?
Едва же «Эло» покинул порт, как разразился давно ожидавшийся шторм. Возвращаться в Рамайю было уже поздно, пришлось принимать удар. Весь день корабль швыряло с волны на волну, снося все дальше на юг. Люди, сменяя друг друга, непрерывно откачивали заливавшую трюм воду, блестящие фигуры полуголых гребцов ритмично сгибались, упираясь веслами в мощные, упругие валы. Лишь силуэт капитана бессменно возвышался у румпеля. Когда к вечеру буря стала стихать, Иигуир пробрался к нему:
— Кажется, на первый раз все обошлось удачно, капитан? И корабль, и команда показали себя, достойно справившись со штормом.
— Разве ж это был шторм, мессир? — Левек усмехнулся в белые от соли усы. — Всего-навсего сильное волнение. Странно, скажу вам, что еще так быстро прекратилось. Самое опасное, что оно могло преподнести, — отогнать к Тиграту, прямо в лапы к мелонгам. А так мы прошли много южнее.
К полудню следующего дня перед путешественниками выросли хмурые горы Хэната. Пожалуй, ликованием эту картину могли встретить только люди, освобождавшиеся здесь, наконец, от преследований всяческих танов, розысков, герцогов и прочей назойливой нечисти.
Обогнув остров с севера, «Эло» на исходе второго месяца пути прибыл в порт Варц. Невероятной высоты темные скалы нависали над его бухтой, а оседлавшая их многоярусная крепость принесла городу славу одного из самых укрепленных на всем Архипелаге. Буквально перед входом в гавань «Эло» был настигнут еще одним штормом, более коротким, но не менее яростным. Лишь после того как, рискованно разминувшись с молом, корабль замер у причала, путники смогли перевести дух. Общая изможденность оказалась столь велика, что в тот вечер никто даже не заикнулся о прогулке на берег. Зато на следующий день моряки, размахивая стертыми в бесконечной гребле ладонями, устроили подлинный бунт. Левек долго препирался и переругивался с ними, потом, покосившись на замшелые громады крепостных башен, махнул рукой. Большинство команды сошло на берег, разбредясь по местным кабакам.
Оставшиеся на борту до позднего вечера делали все возможное, дабы не попадаться на глаза капитану. Бешенство его достигло апогея, когда в назначенный час не явилось обратно сразу четверо моряков. Трезвых людей для розысков не хватало, пришлось брать с собой Иигуира с Крисгутом, причем задача последнего заранее сводилась исключительно к опеке старика во избежание новых... недоразумений. Дополнили отряд Эскобар и проводник в лице самого стойкого из вернувшихся моряков. С этим эскортом Левек побрел по крутым грязным улицам города, раздавая на ходу такие проклятия, что шарахались к стенам редкие прохожие. Первый из загулявших нашелся быстро — в харчевне у порта, пьяным до невменяемости. Взгромоздив слабо мычащее тело на плечи его товарища, двинулись дальше. Еще с полдюжины веселых заведений были осмотрены, прежде чем отыскались остальные гуляки.
Низкая тесная комната до краев пенилась криками, хохотом, женским визгом, запахами жареного мяса, пота и пива, пестрыми красками нарядов со всего Архипелага. Моряки из разных стран вволю расслаблялись здесь, пережидая ненастье, возле них увивались вездесущие торговцы, шлюхи, попрошайки и прочая сомнительная публика. За любым из длинных столов одновременно братались, дрались, целовались и обсуждали дела, поверх голов плечистые парни присматривали за слишком хмельными или слишком буйными посетителями.
Трое моряков с «Эло» сидели в дальнем углу комнаты в компании размалеванных девиц и маленького, не выше груди любого, человечка. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы опознать в нем боша — сына народа-парии, вечных бродяг, промышлявших обычно знахарством, мелкой торговлей, контрабандой да воровством. Предания лишь вскользь упоминали о неких ужасных грехах, за которые Творец еще в стародавние времена лишил боша родины. Именно это наказание обрекало несчастных бессрочно скитаться по просторам Поднебесной и всюду неизменно преследоваться. На их собственные дурные дела накладывались местные суеверия и слухи, отчего ныне черная слава шлейфом стлалась уже за любым представителем этого народа.
Левек, багровый от ярости, бесцеремонно распихивая встречных, пробрался к столу.
— Быстро на корабль! — почти прошипел он.
Появление капитана отрезвило гуляк. Двое из них, несвязно бормоча оправдания, стали подниматься. Маленький курчавый боша, наоборот, счастливо улыбнулся и подлил в кружку эля.
— Гаспази капита, гаспази капита... — зашепелявил он, пододвигая ее Левеку.
— Пошел вон, пес! — поморщился тот.
