— Золото для чего? — цвет лица его великомордия Брондольва медленно менялся. От наглого красного перетекал в бледный, потом в синий и остановился на лиловом. Кинжал Бати нежно процарапал нежную шейку будущего великомученика.
Завоняло похмельным потом, через штаны потекла моча, перетекая в его сапоги, казалось ещё немного и этот столб общества нагадит жидким поносом себе в штаны.
— Золото козла — это небольшая часть, остальная — на вес самого большого быка, которого мы сможем найти, чтобы убить Олега. А за его знакомых, за друзей — отдельная плата.
— И кто же тебе, свинорылый, обещал столько злата?
Кровь потихонечку потекла из шейки Брондольва.
— Они, в чёрных рясах…
— Хочешь жить, умей вертеться, — Батю покоробило от собственной фразы, вырванной из совковии. — Ладно, мой почти освежеванный поросёночек, срочно вызывай своего Синегубого и монаха.
Батя кивком подозвал к себе Сергея:
— Свинерылый сейчас тебе расскажет, как вызвать Синезуба и монаха, не оплошай. Я пойду, прогуляюсь, а ты блюди. Брондольв даст тебе двух слуг, ты пошли с ними двоих наших, ошибутся слуги — прирежь главу купцов, а его жену и детей — сожги.
То-то была радость — оказаться в городе под мигающими звёздами и облаками, гонимыми ветром! Батя шёл за мерцающим фонарем воина, указывавшего дорогу, по скользким дощатым настилам, обходя многочисленные бочки и стараясь устоять на ногах.
Он замолчал, потому что какой-то пьяный, шатаясь, попытался обойти их, поскользнулся и рухнул с настила в вонючую жижу.
— Вроде того, — непонятно пробурчал воин, тщетно пытаясь стряхнуть брызги со своей рубахи.
Позади плескался, булькал и сопел пьяный, потом всё-таки выбрался, зашлёпал к доскам и неуверенно зашаркал прочь.
Но Бирка в первом расцвете весны была похожа на дикий ослепительно-яркий цветок.
От каждого дома исходили свет и шум, смех, крики, пение. По всем шатким настилам шагал народ. Слишком много людей на этих улицах, воняющих стряпней, элем и дерьмом!
— Говорят, сейчас в Бирке живёт не меньше, чем три тысячи человек, — проговорил воин кормчего.
«Как мелкая деревня в Подмосковье», — подумал Леонид.
Воин, Батя не запомнил, как его зовут, вывел к самому частоколу и главным воротам Борга. Адмирал всё внимательно просмотрел, кивнул сам себе.
— Назад, — скомандовал Батя, все вернулись в вонючий гостевой дом.
Там их уже ждали монах и Синезуб.
Монаха пинком под зад швырнули к Бате. Одет в чёрную рясу, подпоясанную чёрным шарфом, на ногах — римские сандалии, воняющие грязью и мочой Бирки. Лицо жёсткое, гладкое, чисто выбритое, глаза чёрные, а каштановые волосы ровно обстрижены по кругу.
— Что ты хочешь, Конрад? Ты знаешь, от кого мы пришли?
— Я хочу немногого, конунг. Я прошу, чтобы Олег не разрушал веру в Христа, чтобы всё осталось так, как оно есть.
— Монах, великий конунг будет охранять вашу веру и помогать её развитию, но ты сдашь мне монахов в чёрном.
Конрад поклонился:
— Тогда я помогу Олегу во всём, чем смогу, — он тщательно выбирал слова, боясь ошибиться и не хотел Олега называть великим конунгом. Ведь великий конунг — это Император, а Император только один — Священной Римской Империи. Адмирал посмотрел на Синезуба и понял, что этот откажется повиноваться.
— Ну, а ты как думаешь, конунг?
Викинг улыбнулся:
— Я знаю, что мы все погибнем. Но мы дали клятву — защищать Борг.
— Я верю твоим словам, Харальд Синезуб. Ты же обещал Синеусу во всём ему помогать?
— Обещал. Но раньше я обещал защищать Борг. И я не обещал Синеусу сдавать Бирку.
— Ну, что ж, готовься, скоро мы подойдём.
А про себя подумал: «Олег его уговорил бы, Тор его запугал бы, но Синеус рвётся в бой, так пускай он и повоюет».
Драккары Синеуса уже стояли в главной гавани Бирки.
— Ха! И эту помесь курятника с навозной кучей называют, нет, не называют, а именуют, неприступным Боргом?
Синеус подозвал к себе Орма:
— Высаживай десант и возьми этот курятник за час, — ему понравились слова Бати.
И что могли сделать? Как полуразрушенную крепость могли защитить две сотни уставших от пьянства бывших викингов от трёх тысяч свирепых от непролитой крови лучших бойцов мира? Да никак. Крепость была взята за двадцать — тридцать минут. Даже никто не погиб. Викинги своих щадили, да и драться защитникам не хотелось. Отделались разбитыми носами, сломанными руками и иногда рёбрами.
Олег появился как всегда внезапно:
— Ну, а теперь, побратим, на остров Готлунг! Там немного повоюешь, а заодно создашь новую крепость, будущую столицу полуострова Торсбург. Ну, а теперь давай выпьем!
Синеус проорал:
— Чтоб не было нам недостатка ни в веселье, ни в забавах, ни в другом удовольствие!
И грянул пир — пир победителей. Пили все: захватчики и захваченные. Жители Бирки были довольны — появилась железная рука, путь в Византию — свободен.
Пьянка особенно удалась в палатах наместника.
Стены палаты были увешаны богатыми коврами с коростой золотых нитей, а на коврах — вышиты картины, которые при мерцающем свете будто оживали. Орм, бродя с бочонком пива, не понял ни одной из них, кроме той, на которой шла охота. У многих из людей на головах были круглые шляпы из золота. Викинг рыгнул и подумал, что они, должно быть, имеют отношение к Белому Христу.
— О чём ты думаешь, Олег, или вообще ни о чём не думаешь? — у Синеуса глаза протрезвели, смотрели на Олега с болью и с любовью. Олег невесело улыбнулся.
— Устал я немного, конунг. Устал от трудов праведных, а может и неправедных. Побратим, сам здесь разбирайся, мне пора в Киев, к Ольге. Синезубого привлеки, сделай его третьей левой рукой, пусть привыкает. Ведь он конунг, и конунг неплохой, не зря же он стал правителем Норвегии и Дании. Придержи его, покажи ему всё, познакомь с Богуславом, он ему много чего расскажет и докажет.
— Олег, да вот же он, Харальд Синезуб!
Правитель Норвегии и Дании с восторгом рассматривал Олега, он уже давно был готов признать его конунгом конунгов. Не сдерживая себя, он заорал:
— Я признаю тебя своим конунгом, мои воины — твои воины!
Олег слегка наклонил голову:
— Я благодарен за твои слова, Харальд. Я назвал бы тебя своим побратимом, но здесь нет пластов дёрна, чтобы мы стали побратимами, а я бы этого хотел. А пока помогай Синеусу, скоро мы увидемся.
Вещий коснулся руки Синеуса, печально кивнул и исчез.
* * *
— Перун! — Олег-поперхнулся. Ещё раз завопил:
