— Все будет хорошо.
Она посмотрела на Аттикуса глазами, обрамленными засохшей кровью. Один глаз опух. На щеке лиловел большой синяк. Весь вид ее говорил, что Андреа смирилась с судьбой. Она посмотрела в глаза Аттикуса и прошептала:
— Прощай.
Он не слушал ее.
— Ты можешь двигаться? — спросил Аттикус, стараясь, чтобы ее развевающиеся на ветру волосы скрывали движение губ.
Андреа слегка кивнула.
— Возьми себя в руки.
Они ухватились за ограждение.
— Мне следовало догадаться, что рано или поздно вы меня предадите, — сказал Тревор, обращаясь к О'Ши.
— Да простит вас Господь, — ответил О'Ши.
Он стоял, прижимая ладонь к боку. Очевидно, ему было очень больно, но держался он молодцом. И продолжал вести себя как настоящий священник, возможно надеясь, что суеверный Тревор подарит ему жизнь.
— Ага, до конца остаетесь добрым священником, — усмехнулся Тревор. — Мне кажется, после сегодняшнего я должен подыскать вам замену, а?
Тревор поднял «хеклер», прицеливаясь. Римус направил на пленников автомат. Настоящая расстрельная команда. Не желая отступать от клише старых фильмов, Тревор спросил:
— Желаете что-нибудь сказать? Напоследок.
Аттикус поднял руку.
Тревор в ответ рассмеялся:
— Я пошутил.
— У вас на шее будут синяки.
Тревор непонимающе уставился на Аттикуса. Пощупал рукой шею в том месте, где остались следы пальцев. Поморщился.
— Я довершу это дело, — с улыбкой сказал Аттикус.
— И вы еще называете меня ненормальным? — делано удивился Тревор, прицеливаясь.
В тот момент, когда он нажал на спусковой крючок, палуба «Титана» вздыбилась. Снизу донесся громовой треск. Стволы в руках Тревора и Римуса задрались вверх, и пули умчались в безоблачное небо. Яхта плюхнулась снова на воду, и в этот миг завыла сирена.
Аттикус и Андреа бросились вперед — Аттикус на Римуса, Андреа на Тревора. О'Ши куда-то исчез.
Плечо Аттикуса врезалось в живот гавайца, тот выронил автомат, и оба они рухнули на палубу. Римус, будучи крупнее, сильнее и нераненым, как Аттикус, пришел в себя первым и отпихнул противника в сторону. Затем вскочил на ноги и кинулся на Аттикуса, который поднялся в тот самый момент, когда на него обрушился первый из серии страшных ударов, сыплющихся со всех сторон. Он смог блокировать или увернуться от большинства ударов, но все же вынужден был отступать, чувствуя боль в босых израненных ступнях.
Когда Аттикус начал уставать, окровавленная нога подвела его, и он упал на спину. Римус прыгнул на него сверху, обхватив своими ногами обе ноги противника и одну руку. Прижатый всей массой огромного тела, с одной лишь свободной рукой Аттикус ухитрился замахнуться и нанести удар в стальную челюсть Римуса. Но тот, находясь в остервенении, едва ли это почувствовал. Он схватил руку Аттикуса и придавил к палубе, ударив его свободной рукой по голове. Затем нанес еще несколько ударов. Но тут их оглушил страшной силы взрыв.
Это — не далее чем в пятнадцати футах над их головами — выстрелила корабельная пушка.
Аттикус обнаружил, что рука его свободна: Римус закрыл ладонями уши. И хотя все инстинкты Аттикуса подсказывали ему сделать то же самое, он, не обращая внимания на боль в ушах, попытался ударить гиганта в горло. Но удар прошел вскользь. Римус, очнувшись от краткого шока, рассмеялся над неудачной попыткой Аттикуса возобновить схватку. Когда солнечный луч отразился от предплечья Аттикуса, которое по-прежнему находилось вблизи от Римусова горла, глаза гавайца расширились от удивления.
— Никак-то, ребята, вы не запомните, — проговорил Аттикус с налившимися кровью глазами, — что я дерусь нечестно.
С этими словами он провел рукой по горлу Римуса. Боль пронзила руку, когда осколки, засевшие в коже и мышцах, разрезали кожу на шее гавайца. Некоторые выскочили и застряли в ней, но основную работу сделали те, что остались торчать в руке Аттикуса. Они не просто пронзили плоть: они разрезали ее на полоски.
Глубокие раны протянулись через все горло. Некоторые были неглубокими, другие же, из которых ручьем хлестала кровь, похоже, оказались смертельными. Дыхание Римуса превратилось в бульканье, когда воздух стал проникать в легкие не через рот и нос, а через разорванную трахею. Гигант тяжело завалился на бок, хватаясь руками за растерзанное горло.
Аттикус отпихнул умирающего Римуса и, поднявшись на ноги, осмотрелся. Он сообразил, что выстрел пушки означает одно: что Кронос всплыл на поверхность. Собственно говоря, Аттикус еще в рубке, глянув на экран сонара, знал, что морской змей не пытается спастись от преследователей. Напротив, он решил сам атаковать их. Терпению его пришел конец.
Но теперь команда «Титана» наносила ответный удар. Посмотрев вверх, Аттикус увидел вертолет, зависший ярдах в ста от носа яхты. Две из четырех торпед сорвались с подвески и ушли под воду. Аттикус подхватил лежащий на палубе автомат, побежал на нос и, прицелившись, открыл огонь. Пули прорезали воздух, будто выпущенные грозной валькирией на носу «Титана». На таком большом расстоянии не стоило особенно рассчитывать на удачу, но достаточно было и нескольких точных попаданий, чтобы внести сумятицу в действия людей, находившихся на борту вертолета.
Магазин быстро опустел, но Аттикус не заметил, чтобы попал хотя бы раз. Он бросил автомат на палубу и в сердцах выругался. Еще раз посмотрел на оружие, но не оно заинтересовало его. Под лежащим автоматом Аттикус увидел очертания люка.
Гарпунное ружье.
Он опустился на колени, пытаясь понять, как оно выдвигается. Пальцы нащупали какую-то бороздку сбоку от щели в палубе. Аттикус взял автомат и принялся наносить удары прикладом — и наносил их до тех пор, пока не показалась панель. Под ней обнаружился один-единственный рубильник, на одном конце которого была надпись «Поднять», на другом — «Опустить». Он перевел его в положение «Поднять». Панель отъехала в сторону, и открылся люк.
Из образовавшегося отверстия на палубу выдвинулось колоссальных размеров гарпунное ружье. Гарпун был заряжен и готов к выстрелу. Правда, на этот раз в нем отсутствовали заряды. Но, учитывая силу, с какой титановый гарпун выстреливается из ружья, Аттикус понимал, что заряды и не понадобятся.
Едва ружье полностью выдвинулось на палубу, он посмотрел в прицел, повернул орудие в нужном направлении и нажал на спусковой крючок. Гарпун взмыл вверх, волоча за собой толстый трос, напоминая молнию, выпущенную Зевсом-громовержцем.
Пилот заметил приближающийся снаряд и бросил черную машину в сторону, но было поздно. Титановый гарпун пронзил борт вертолета и вышел через противоположный. Машина оказалась поймана гарпуном, подобно киту, для которого последний и предназначался. Вертолет продолжал двигаться вбок, пытаясь уйти от яхты, но гарпун, зазубрины которого раскрылись при попадании, держал его крепко. Трос размотался на полную длину и натянулся до предела. Вертолет дернулся в сторону, затем нырнул вниз, лопасти продолжали бешено рассекать воздух, пытаясь удержать машину в воздухе. Две оставшиеся торпеды слетели с подвески в воду.
