Тьма великодушна и терпелива. И она всегда побеждает.
Она — повсюду, и победа ее неизбежна.
В дровах, которые сгорают в твоем очаге, в котелке над костром, в тени под твоим креслом, под столом и под одеялом на твоей кровати. Пройдись под полуденным солнцем, тьма будет с тобой, у тебя под ногами.
Чем ярче свет, тем чернее тень.
Глава 17
ЛИЦО ТЬМЫ
Обесточенные диски-лампы кольцами призрачно-серого цвета плавали в полумраке. Мерцающую россыпь драгоценных камней Корусканта рассекала ударом ножа тень кресла.
Таким был кабинет Верховного канцлера. В кресле сидела иная тень: черная, бесформенная и непроницаемая, столь глубокая, что выкачивала свет из всего пространства кабинета. И из города. И планеты. И Галактики.
Тень ждала. Она обещала мальчику ждать. Она собиралась выполнить обещание. Ради разнообразия.
* * *
Ночь опустилась на Храм.
На расположенную на крыше посадочную площадку узким желтым прямоугольником упал свет из внешнего шлюза.
— Я бы чувствовал себя лучше, будь здесь Йода, — говорил магистр-наутилоид, высокий и широкоплечий; его лишенные волос головные щупальца были подвязаны полосками тисненной кожи. — Или если бы Кеноби. На Орд Цестус мы с Оби-Ваном…
— Йода застрял на Кашиийке, а Кеноби улетел на Утапау. Повелитель тьмы проявил себя, и мы не осмелились медлить. Не думайте о если, мастер Фисто, эта обязанность легла на нас. Нас достаточно, — ответил ему магистр-иктотчи, более низкий и худощавый, чем первый рыцарь.
С его лба к подбородку, изгибаясь, сходили два длинных рога. Один недавно был ампутирован после повреждения в битве несколько месяцев назад. Бакта ускорила регенерацию, и некогда укороченный рог сейчас ничем не отличался от здорового.
— Нас достаточно, — повторил иктотчи. — Иного не дано.
— Угомонитесь, — сказал третий магистр, забрак.
Меж венца костяных выступов на его голове собралась влага, напоминающая пот. Забрак указал на двери в Храм.
— Винду идет.
Из низко клубящихся туч сыпанул мелкий дождь. Темнокожий магистр шел низко опустив обритую голову и спрятав руки в рукава.
— Мастер Ти и привратник Журокк справятся с защитой Храма, — произнес он, приблизившись к остальным. — Мы отключили все навигационные маяки и сигнальные огни, вооружили старших па-даванов, а все двери загерметизированы и заперты кодами.
Он скользнул взглядом по магистрам.
— Время идти.
— А Скайуокер? — забрак наклонил голову набок, как будто прислушивался к далекому возбуждению в Силе. — Что с Избранным?
— Я послал его в зал Совета. — Мейс Винду посмотрел наверх, на Башню Совета, прищурившись от дождинок. — До нашего возвращения.
Затем вынул руки из рукавов. В одной он сжимал лазерный меч.
— Он выполнил свой долг, мастера. Теперь мы выполним свой.
Он прошел между ними к челноку.
Остальные магистры многозначительно помолчали, затем Аген Колар кивнул своим мыслям и поднялся по трапу. Саэссие Тийн потрепал себя за отросший рог и последовал за ним.
— А я все равно чувствовал бы себя лучше, если бы Йода был здесь,упрямо пробормотал Кит Фисто и пошел следом.
Как только люк за ними закрылся, Храм опять стал частью ночи.
* * *
В зале Совета Анакин Скайуокер в одиночку сражался с драконом.
И проигрывал битву.
Он вслепую, натыкаясь на кресла, мерил шагами пространство. Он не ощущал потоков Великой силы вокруг себя, не чувствовал эха присутствия магистров в этих древних креслах.
Он не подозревал, что во вселенной так много боли.
С физической болью он справился бы и без специальных техник; он всегда был крепким и выносливым. В четыре года он мог выдержать любые побои от Уотто и не пикнуть.
Ничто не подготовило его к сегодняшнему.
Ему хотелось голыми руками вырвать из собственной груди сердце.
— Что я наделал? — вопрос начинался низким стоном и перерастал в вой, которого он не мог удержать. — Что я наделал?
Ответ был: он выполнил свой долг.
А теперь не мог понять — зачем.
Когда я умру, сказал Палпатин так тепло, так задумчиво, мои знания умрут вместе со мной…
Куда бы он ни смотрел, он видел лицо женщины, которую любил больше жизни, женщины, ради которой пропускал сквозь себя всю любовь, существующую в Галактике, во вселенной.
Ему было все равно, что она совершила. Ему было плевать на заговоры, интриги и секретные пакты. Предательство сейчас ничего не значило для него. Та женщина была всем, что он любил, и он видел, как она умирала.
Агония каким-то образом превратилась в невидимую ладонь, которая протянулась сквозь Великую силу, ладонь, которая отыскала ту женщину на расстоянии, вдалеке, одну в темноте, в своей спальне, ладонь, которая ощутила мягкую шелковистость ее кожи и гладкие кудри волос, ладонь, которая растворилась в чистой энергии, в не запятнанном чувстве. И теперь Анакин ощущал ее, по-настоящему осязал в паутине Великой силы, как будто та женщина тоже была своего рода джедаем. И более того: он чувствовал связь, единение, глубже и интимнее, чем когда-либо в жизни, даже с Оби-Ваном такого не было. На вечное мгновение он растворился в ней, стал ударами ее сердца, движением ее губ, словами, которые она произносила так, будто возносила молитву звездам…
