Оскар вспомнил про самого маленького члена их отряда. Он спросил у него:
– Мы не слышали тебя, Тай. Ты-то что думаешь?
Кенар выпятил свою лилово-желтую грудку.
– Я всем обязан Хозяину Эвинду. Если бы не он, я был бы лишь птичкой в клетке и никогда не смог поучаствовать в таком важном путешествии.
Оскар кивнул, потом серьезно взглянул на Какао:
– А ты не думаешь, что Цезарь прав? И мы должны забыть о нашем задании и остаться здесь?
Она покачала головой, так же дерзко, как прежде в человеческом образе:
– Ну, какие же мы друзья человека, если бросим единственное важное дело, порученное нам? Я всегда считала Эвинда другом. Большим, неуклюжим, неловким, но очень добрым другом. – Она еще раз кивнула. – И я доведу это дело до конца ради моего друга.
– Сказано настоящей кошкой, – одобрительно промурлыкала Макитти. Она помотала хвостом. Когда она подняла хвост вверх, на его кончике удобно устроился самый маленький член экспедиции. – Я уверена, что когда мы найдем белый свет, Цезарь поймет, в чем его долг, и придет в чувства.
– Какие «чувства»? – прорычала Какао. – Это слово к Цезарю не относится. П-ф-ф-ф! У этого кота есть только одни чувства – природные.
– Не будь к нему слишком строга, – сказал ей Тай. – Это королевство меня тоже сильно притягивает. – И он подтвердил эту мысль короткой, но веселой песенкой. – Здесь так много соблазнов.
Какао недовольно фыркнула и ее усы оттопырились:
– Тогда лучше поскорее собраться и продолжить поиски света.
Они нашли Смегден в окружении бурундуков, белок и древесных крыс. Звери играли в сложную настольную игру, демонстрируя, что для тонких и точных движений не обязательно иметь человеческие руки. Вместо доски с клетками они использовали листья, а вместо фигур – зернышки разной формы. Зрители, не участвовавшие в игре, непрерывно тараторили.
Передвинув продолговатое семечко на три листа вперед и один в сторону, возбужденная мышь заметила своих бывших подопечных.
– Опять вы! – резко сказала она. – Что еще? Вы разве не выспались?
– Отлично выспались, – заверила Макитти. – Мы так хорошо отдохнули, что хотели бы посмотреть и на другие чудеса Фиолетового королевства.
– Я что, похожа на общественного экскурсовода? – возмущенно пискнула мышь.
– Нет, – ответила Макитти. – Ты похожа на завтрак, но я уже поела. Не могла бы ты проводить нас по городу? Так, чтобы мы сами начали ориентироваться?
Грустно покачав головой, Смегден передала свою партию в игре бурундуку, сидевшему рядом, и засеменила к своим мучителям.
– Стала нянькой для собак и кошек, – раздраженно бормотала она себе под нос, – змей и канареек. – Она вздохнула: – Может, после одного круга вы уже угомонитесь и где-нибудь осядете? И оставите меня в покое!
– Может быть, – согласился Оскар.
– Ну, тогда ладно. – Смегден нетерпеливо притопывала ножкой по земле.
Раз Макитти уже служила передвижным насестом для Тая, а Цезарь был не в лучшем расположении духа, чтобы катать мышь, пришлось Оскару пригнуться, чтобы она вскарабкалась ему на голову.
– Уф! – Хотя неряшливый скакун не мог видеть ее жеста, Смегден демонстративно размахивала своими крохотными ручонками, будто расчищая перед собой воздух. – Возможно кошки от природы и зловреднее, но они, по крайней мере, лучше пахнут! Поехали, что ли. Прямо вперед, а когда выйдем из Общих садов, на первом перекрестке свернешь направо.
Несмотря на свою вечную раздражительность, грубоватая Смегден и днем оказалась отличным гидом. Она показала гостям Зал совета, горящий блеском пурпурных драгоценных камней. Там избранные феи и другие депутаты от волшебного народа собирались для решения важных вопросов, касавшихся всего королевства. Они посетили конюшни, где жили парнокопытные. Там жирафы устраивали гонки с грифонами, а антилопы с полосатой окраской состязались в прыжках в высоту с джакару, у которых был очень скрипучий голос. Путники посмотрели на отличную систему хранения еды и воды на случай редкой засухи. Увидели школы, где стремящиеся к знаниям огры и тролли слушали лекции по искусству художественного свиста, и академии по скоростным полетам для кипящих энергией отпрысков эльфов и спрайтов, где инструкторами служили педантичные стрекозы.
А еще в королевстве был музей.
Грандиозное строение даже по высоким стандартам прославленного Фиолетового государства ширилось во все стороны и в случае необходимости увеличивалось за счет комнат для выставок и коридоров с экспонатами.
– Ты хочешь сказать, – заметил Оскар, – оно расширяется тогда, когда его хочет расширить волшебный народ?
Мышка вцепилась в волосы над глазами Оскара, чтобы удержать равновесие. Она наклонилась, заглядывая в его глаз с расстояния не больше дюйма.
– Я что-нибудь говорила про волшебный народ, костяные мозги? Когда музей чувствует, что готов вырасти, он растет. Ты думаешь, расти может только плоть? Музей вполне способен проследить за своим собственным расширением.
Действительно, сооружение, в которое они вошли, дышало, как живое существо, и тепловатый воздух систематически то входил, то выходил из него, будто он страдал легкой одышкой. В остальном это было обычное здание. Оскар решил, что не стоит писать на пол, чтобы узнать, будет ли оно возмущаться.
В музее были сотни, тысячи экспонатов, все аккуратно расставленные и подписанные. Ни один из них, отметил он, пока они обследовали мириады комнат, натыкаясь на других посетителей, не был как-то особенно защищен. И поблизости не было никакой охраны. Да она была и не нужна. В раю незачем красть.
– Чудесное место, – сказал Тай провожатой. – Это, наверное, своего рода храм? Храм, в котором есть образцы всего, что существует и что можно представить? Наверное, здесь есть даже такая редкость, как белый свет? – Тай припомнил слова злополучного, но знающего капитана Ковальта. Все затаили дыхание.
– Вовсе нет, – ответила Смегден. – Вы с ума сошли? Это не храм. – Позади нее тяжело вздохнула Макитти, Сэм разочарованно просвистел, а Цезарь, почувствовав, что его товарищей сейчас лучше не злить, проглотил свое язвительное замечание, которое готово было сорваться с языка.
Смегден подтянулась.
– Это место знает каждый гражданин. Это не храм, а музей. Знаменитый Большой мистический музей прославленного волшебного Фиолетового королевства. А в нем, – многозначительно закончила она, – можно найти образцы всего, что есть, было и что только можно представить.
Не выдержав, Цезарь шагнул вперед, чтобы что-то сказать. Но прежде, чем у него вырвалось первое слово, Какао схватила его зубами за один ус и стала тянуть. На его морде появилась гримаса боли и удивления, и он совсем забыл, что собирался сказать.
– Когда он закрывается? – быстро спросила Макитти у их экскурсовода и задумчиво добавила: – Мы бы хотели вернуться в Общие сады до того, как стемнеет.
