Он тоскливо покосился на меня и кивнул.
— Значит, понял? Иди сейчас, и чтоб до утра все то, что я тебе сказал, было уже эплейцам известно.
— А почему именно эплейцы? — спросил он, вставая. — Говорят, Песчаный Плазмоди прибыл в город. Почему не он?
— Потому что эплейцы тупые, — ответил я. — Действуют быстро и напролом.
Эплейцы и лепреконы
1
Черная карета проследовала от городской окраины, миновала порт, прогрохотала по главной площади и углубилась в лабиринт улочек, ведущий к кварталу, который у горожан издавна именовался гномьим анклавом. Карета была необычной — квадратная и массивная, с очень узкими решетчатыми окошками. Она напоминала гроб на колесах и отличалась от карет городской знати примерно так же, как торговая баржа с укрепленными бортами отличается от изящных прогулочных яхт. Козлы в передней части отсутствовали, там было лишь окошко, в котором скрывались концы поводьев. Иногда из окошка со свистом выстреливал бич. Таким способом невидимый кучер подгонял двух черных, в желтую полоску, взмыленных жеребцов редкой в этих местах кошачьей породы.
Карета остановилась на площади, отделявшей вход в кондоминиум гномов от остального города. Фасад гномьего общежития возвышался над прочими строениями. Многочисленные окна по случаю теплого утра были распахнуты, внутри виднелись веревки с развешанным для просушки бельем и головы хозяек. На плитах шипели сковороды с завтраками, дух гномьей еды витал над мостовой, смешиваясь с запахом извести, куча которой благоухала посреди площади. Там шло какое-то строительство. Работали орки, а они предпочитали трудиться вечером и ночью, и потому на всей площади никого не было, лишь в неглубокой яме возле кучи извести лежал, крепко прижав к груди бутылку, пьяница.
После того, как карета остановилась, события начали развиваться очень быстро. Дверца распахнулась, четверо смуглых и темноглазых, здоровых, налысо стриженных мужиков с могучими плечами и мощными, длинными конечностями выскочили наружу.
Все четверо были вооружены.
Они с такой стремительностью подбежали к двери кондоминиума, что пара гномов-стражников не успела отреагировать и поднять тревогу. Раздался треск, когда первый эплеец грудью вынес дверь вместе с петлями, после чего четверка каменных людей скрылась в здании. На непродолжительное время все стихло, затем канонада нарастающих звуков разнеслась над площадью. Было слышно, что источник шума перемещается от первого этажа ко второму.
Кондоминиум уже гудел, словно муравейник, в который кто-то бросил горящую ветку. Что-то звенело, трещало, раздавались возгласы, в окнах мелькали головы. Рама широкого окна вылетела на мостовую вместе с гномом в одних рейтузах. На лице у него была пена, а в руке бритва. Грохнувшись о мостовую спиной, гном крякнул, вскочил, подтянул рейтузы и, прихрамывая, устремился обратно к развороченной двери. Как только он скрылся в здании, на мостовую один за другим вылетели еще два гнома, но эти уже не вскочили, а остались лежать, не шевелясь.
В яме пьяница, потревоженный шумом и суетой, что-то замычал, крепче прижимая бутылку к груди. Раздался приглушенный свист, затем хлюпающий звук, после чего на подоконнике одного из окон второго этажа возник, стремительно вращаясь, какой-то округлый предмет. Крутясь, он подкатился к краю и упал вниз, с громким стуком ударившись о мостовую. Стало видно, что это голова эплейца.
Из другого окна вылетело несколько стрел. Затем — тот же гном в рейтузах, но теперь без бритвы. На голову его была надета рама от картины. Гном позволил себе секундную передышку, стащил с плеч раму и, потрясая ею, устремился обратно.
Ему не повезло — в дверях он столкнулся с возвращающимися каменными людьми. Рама разлетелась, врезавшись в грудь одного из них, а гном получил такой удар кулаком в подбородок, что вновь вылетел на мостовую и больше уже не встал. Первый эплеец, что-то сжимавший в руках, понесся к карете. Второй бежал за ним, прихрамывая, а третий вдруг упал на колени, немного постоял, а затем повалился лицом вперед, и тог да стало видно, что спина его усеяна короткими стрелами.
В окне второго этажа возникла бородатая рожа. С пронзительным улюлюканьем гном метнул топор. Оружие, сверкнув в лучах утреннего солнца, молнией пронеслось над площадью и срезало голову второго эплейца.
Но тот, что держал в руках небольшой предмет, нырнул в распахнутую дверцу кареты, где его поджидали — дверца еще не успела захлопнуться, когда бич щелкнул по спинам черных жеребцов.
Два десятка вооруженных чем попало гномов одновременно выпрыгивали из окон кондоминиума и лезли из развороченной двери, самые резвые уже перескакивали через трупы эплейцев, на ходу швыряя в карету кухонные ножи, пики, дротики и топоры, но все они не успевали — кошачьи жеребцы, оскалив кривые клыки, яростно заржали и натянули постромки. Пьяница швырнул бутылку.
Она пролетела по пологой дуге и ударилась о крышу кареты как раз в тот миг, когда жеребцы понесли.
Столб огня, состоящий, казалось, из переплетенных, свитых в тугой жгут лучей жаркого полуденного солнца, ударил в чистое небо. Лавина грохота обрушилась на кондоминиум и площадь. На месте кареты образовалась густая огненная взвесь; словно мириады обезумевших светлячков разлетелись над мостовой, и каждый из них — раскаленный, смертоносный.
Столб огня исчез вместе с грохотом, но воцарившаяся тишина продлилась недолго. Медленно, скрипя и постанывая, фасадная стена кондоминиума начала сползать. Отделившись от здания, она осела на мостовую, осыпалась каскадом камней и деревянных обломков, подняв над площадью облако пыли.
На месте кареты теперь виднелись лишь развороченные камни, обугленные обломки да смятый обод колеса. Гномов разметал взрыв, но труп одного из эплейцев, в котором уже трудно было признать эплейца, равно как и любого другого из представителей населяющих континент рас, лежал, заваленный камнями. Его рука торчала вверх, обгоревшие пальцы все еще сжимали шкатулку, сделанную из топленого водяного камня. Этот камень очень редко попадал на континент с корсарского Архипелага и стоил здесь баснословно дорого, ибо способов разрушить его пока не нашли.
Весь в известке, я вылез из ямы. Очумело крутя головой, на четвереньках подобрался поближе, схватил шкатулку и все так же на четвереньках поспешил туда, где от площади отходила узкая улочка. На ходу я оглянулся — сквозь облако пыли трудно было разглядеть подробности, но здание без фасада, разделенное стенами и полами на равные прямоугольники, в которых виднелись внутренности гномьих квартир, выглядело гротескно.
Вряд ли кто-то смог заметить меня. Достигнув улочки, я вскочил, скинул грязный порванный камзол, который купил перед этим в лавке старьевщика, сунул шкатулку за пазуху и побежал.
Сейчас не было надобности возвращаться в «Облако». Удалившись от гномьего анклава на безопасное расстояние, я свернул в один из тупиков — ими изобиловал этот район Кадиллиц. Под глухой стеной, покрытой плотным ковром шнурового мха, белого как снег, я присел на корточки и внимательно рассмотрел шкатулку. Барельеф на ее крышке изображал маятниковые часы с четырьмя стрелками. В обычном состоянии камень имел нежный голубой оттенок, но сейчас поверхность покрывал черный налет. Шкатулка выдержала даже взрыв жабьей икры, но в некоторых местах камень потек, и барельеф расплылся, словно смазался.
