— Господа, — начал он. — Настоящих ученых не интересует власть, материальные блага или признание черни. Вся эта суета — удел честолюбивых амбициозных политиков. Для нас главное — конечный результат грандиозного эксперимента, призванного спасти мир. Мне кажется, я понял, что подразумевала формулировка «превышение полномочий». Бойня в мэрии и расправа с главой города в прямом эфире.
— Отчасти. — Никто не собирался отрицать очевидного.
— Так я и думал. Участники «Вето-девять» решили, что я преступил черту.
— А разве нет? — Голос председательствующего едва заметно дрогнул.
Мерзавец на самом деле переступил черту. Зарвавшийся выскочка ошибается, наивно полагая, что сможет шантажировать человека такого уровня. Все, чего добьется наглый молокосос, получасовой отсрочки казни. И не более.
— Не все так очевидно, как может показаться на первый взгляд. СМИ убедили обывателя, что война с машинами началась. Казалась бы, цель достигнута. В нашем распоряжении целый город. «Живого материала» хватит надолго.
Селекционер сделал паузу, обведя собравшихся пристальным взглядом.
Как и следовало ожидать, лица членов комиссии выражали плохо скрываемое отвращение. Да, им пришлось утвердить план «Равновесие», пожертвовав несколькими миллионами жизней. Другого выхода не было. Чтобы попытаться спасти мир, пришлось пойти на крайние меры. Однако ни одному из них не пришло в голову назвать несчастных, оказавшихся в кольце блокады, «живым материалом». Воистину цинизм бесчувственного чудовища не ведал границ.
— Одна, две, три или сто смертей ничего не изменят. Эскалация насилия кажется лишенной всякого смысла, — как ни в чем не бывало продолжал обвиняемый. — Но сейчас речь идет не о людях, а о ноймах. Выражение «Бей своих, чтобы чужие боялись» только на первый взгляд кажется лишенным смысла. На самом деле оно предельно точно отображает суть происшедшего. Казнь мэра — не прихоть сумасшедшего, вообразившего, будто он может делать все, что взбредет в голову, а часть грандиозного плана.
— Грандиозного? — усмехнулся председатель.
— Слова, идущие от самого сердца, — с нажимом произнес шантажист, в качестве доказательства прижимая руки к груди. — Кому-то они могут показаться излишне эмоциональными. На самом деле это не так. Я могу продолжать?
— Да, разумеется.
— Благодарю. Итак, угроза появления абсолютного сканера[30]объединила даже врагов, не говоря уже об остальных. По имеющимся у нас сведениям, несколько крупных кланов собрались уничтожить исследовательский центр «Долари-три».
— Вы сделали грязную работу за них.
— Комиссия одобрила план, — подчеркнуто сухо напомнил ответчик. — Чтобы начать войну, необходим веский повод.
— Последнее время ваши доводы основываются исключительно на насилии.
— Последнее время мы находимся в постоянном цейтноте. Я оправдываюсь не потому, что цепляюсь за жизнь. На кону судьба проекта, а значит, и будущее наших детей.
Председателю в очередной раз мягко напомнили о Дарре.
— Продолжайте.
— Город блокирован. Мы обеспечены «живым материалом» для экспериментов на несколько лет вперед. Кроме того, по предварительным оценкам, внутри находятся от пятисот до полутора тысяч высокоуровневых ноймов. Каждый из которых намного ценнее обычных гражданских. Рано или поздно все они будут в наших руках.
— Если они в любом случае никуда не уйдут, зачем «бить своих?»
— Чтобы ноймы испугались и попытались сбежать.
— Ив чем изюминка грандиозного плана? — Председатель даже не пытался скрыть презрение, сквозящее в голосе.
— В том, чтобы не бегать за крысами, а пометить их. Дать шанс паре сотен вырваться из ловушки, пройдя сквозь «Решетку Андервайзера».
— Чем пометить?
— Деструктивное напряжение Вайнерга вызывает эффект, сходный с возникновением мотивалийной пленки. Если совсем просто — нечто наподобие изотопной метки.
— И что нам это даст?
— Контроль.
— Хорошо. Допустим, вам удастся пометить две сотни ноймов. А дальше?
— Рано или поздно они приведут нас к другим. Представьте, как это удобно. Не уничтожение, а практически полный контроль над популяцией. В любой момент можно взять из питомника нужное количество образцов для экспериментов.
— И ради этого вы зверски расправились с мэром?
— А вы планировали вывезти его из города? — вопросом на вопрос ответил Селекционер.
— Нет.
— Тогда о каком именно превышении полномочий идет речь? Моей команде стоило огромных трудов разработать и провести операцию, благодаря которой группе ноймов удастся вырваться из города.
Если несколько наших подопечных благополучно минуют барьер, позже подтянутся остальные. Чтобы противник поверил в дезинформацию, она не должна быть похожей на правду. Она должна быть ею.
Ну а после того, как информация из разных источников дойдет до лидеров кланов, они побегут. Оставаться на тонущем корабле намного опаснее, чем покинуть его.
— Хорошо. — Судя по всему, председателя удовлетворили объяснения обвиняемого. — Ваше заявление будет учтено при вынесении окончательного решения.
«Помещение "под колпак". — Проклятый голос ожил вновь. — Попробуешь сделать какую-нибудь глупость, на выходе секретарь сообщит печальную новость о красавице дочке. Не разочаровывай меня».
— Благодарю. — Развернувшись, обвиняемый покинул зал заседаний с высоко поднятой головой.
Этот жест, как и все остальное, был частью большой игры. При желании он мог бы убить всех. Не исключено, что с течением времени так и сделает. Но сейчас в этом нет необходимости. Менять одних на других — впустую тратить драгоценное время. До тех пор пока безмозглые манекены следуют воле хозяина, им ничто не угрожает. Однако малейший сбой или неповиновение — и все кончится.
Быстро и страшно.
Как и следовало ожидать, решение комиссии (во многом благодаря авторитету председателя) оказалось не таким жестким, как изначально планировалось. Ни о каком отстранении речи не шло. Отныне Селекционер должен был согласовывать все силовые акции с «Вето-9». Ограничение полномочий вместо отставки (равносильной смертному приговору) — отличный во всех отношениях результат.
Уже на выходе из зала к председателю комиссии подбежал взволнованный секретарь.
— Сэр, ваша дочь… Нам только что сообщили… — Было очевидно, что он не знает, как лучше озвучить страшную весть.
— Что с ней? — Лицо председателя стало пепельно-серым.
— Она…
Неожиданно ослабевшие ноги подкосились, и тот, кто еще секунду назад считал себя властителем чужих судеб, мягко осел на землю, превратившись в беспомощного старика.
