– Поверь мне. Кит, ты бы не смог ее уговорить!
Он пристально взглянул на нее.
– Да? Если я правильно тебя понял, значит, твои усилия оказались успешными?
– Ну, я не знаю.., и должна признаться, что этот генерал явился очень некстати! – ответила она серьезно. – Это неминуемо выведет ее из себя, поскольку ей придется весь вечер держать язык за зубами, а я думаю, что она решила обрушиться на тебя. Однако нельзя отрицать, что она испытывает к тебе явную симпатию, и я очень надеюсь, что она смягчится, если ты сможешь придумать, как нам всем выпутаться из этой неразберихи, чтобы никто не догадался о случившемся.
– Наверное, ты права!
Она вопросительно посмотрела на него.
– Должна признаться, что это мне кажется довольно трудной задачей, но я думаю, что у тебя в голове уже сложился какой-то план? Не правда ли?
– Откровенно говоря, нет, моя дорогая!
– О, – слегка разочарованно сказала она. – Что до меня, то я в полном замешательстве, потому что я действительно рассчитывала, что ты придумаешь, как ловко выйти из этого положения!
– Я вижу, – ответил он, глядя на нее виновато и с удивлением. – Поверь мне, дорогая, мне крайне не хочется разбивать твои надежды! Но рано или поздно правда выйдет наружу! Я полагаю, что лучше сразу же сказать правду! Кресси, дорогая, если ты решила стать женой блестящего дипломата, то тебе придется заранее от этого отказаться, поскольку я сам нахожусь в растерянности, – такой же, как и ты!
Ее серьезность сменилась смехом.
– О Кит, какое же ты отвратительное создание! Ты что же, думаешь, я такая дура, что питаю иллюзии! Я просто знаю, что тебе удастся ловко выйти из этого положения!
Мистер Фэнкот, должным образом восприняв трогательную веру любимой девушки в его высокие интеллектуальные способности, любезно произнес, по-прежнему держа ее под руку:
– Конечно, мне это удастся! В конце концов у меня есть еще двадцать минут на размышление, перед тем как выйти к обеду. Что касается того, чтобы сообщить Иву о предстоящей свадьбе мамы.., да еще уговорить его сделать, по крайней мере, любезное лицо… Я полагаю, что мне достаточно будет и двадцати минут!
Мисс Стейвли расхохоталась, но ответила с нескрываемым восхищением:
– Более чем достаточно… Мой дорогой, мой дорогой!
Глава 21
Обед в Рейвенхерсте в тот вечер нельзя было причислить к разряду наиболее удачных приемов леди Денвилл. Но хозяйку утешала мысль о том, что никто из людей, чьим мнением она дорожила, ничего о нем не узнает. Она сама блистала в своем обычном великолепии, но ее утомленный сын проявлял признаки беспокойства; мисс Стейвли все время вздрагивала; почтенная вдова, достаточно умная, чтобы в присутствии постороннего человека, этого неисправимого бродяги, сидевшего рядом с ней во главе стола, не давать выхода своим чувствам, кипела от переполнявшего ее негодования и резко обрывала разговор, если кто-либо имел глупость обратиться к ней; а генерал Оукеншоу с возмущением обнаружил, что его старый соперник (которого он клеймил разными прозвищами, типа «губошлеп», «толстобрюхий», «бочонок с жиром», «болванка для парика») был не только почтенным гостем в Рейвенхерсте, но и находился, по-видимому, в близких отношениях с его хозяйкой.
Единственным человеком, который получил удовольствие от обеда, оказался сэр Бонами Риппл.
Он присоединился к остальной компании, не ожидая от предстоящего вечера ничего хорошего. Сон, на который он рассчитывал, чтобы собраться с силами, не пришел к нему – он не смог даже сомкнуть глаз. Поднявшись со своего неудобного дивана в плохом настроении, он даже склонялся к подозрению, что получил сигнал с того света. Но когда он вошел в гостиную, где уже собрались гости, настроение у него поднялось. Леди Денвилл была очаровательна в своем золотистом атласном платье, она направилась к нему, пленяя его своей прелестной улыбкой и, протянув обе руки, сказала:
– Мой дорогой Бонами!
– Амабел! – с придыханием произнес он. – Клянусь честью, вы просто восхитительны, моя милая! Восхитительны!
Его охватило чувство такого восторга, что он не смог больше выговорить ни слова и вынужден был выразить его тем, что поцеловал обе протянутые ему руки. Когда он выпрямился, его камберлендский корсет отвратительно заскрипел и он, увидев генерала Оукеншоу, с удовольствием отметил, что сей уважаемый джентльмен наблюдал за этой сценой с явным отвращением. С этого момента ему стало ясно, что вечер обещает быть чрезвычайно приятным. Поднеся в глазам монокль, он воскликнул:
– Господи помилуй! Оукеншоу!
Затем, уронив монокль, он направился к нему и, протянув руку, воскликнул примирительным тоном, который никого не мог обмануть:
– Мой дорогой сэр! Вы должны простить меня за то, что я не разу вас узнал! Но вы же знаете, что, когда человек стареет, его память ослабевает! Сколько лет прошло с тех пор, как я последний раз имел удовольствие пожимать вашу руку? О, лучше не будем углубляться в этот вопрос, а?
– У меня память не ослабела! – возразил генерал. – Я вас узнал сразу же, как только вы вошли в комнату! Я вижу, что вы столь же толсты, как и прежде.
– Нет, нет, мой дорогой старый друг! – весело вскричал сэр Бонами. – Это вы сказали по своей доброте, но я намного толще, чем тогда! Но вы ни на йоту не изменились! Теперь, когда я гляжу на вас с более близкого расстояния, я вижу, что вы такой старый.., как там вас называли? Плут! Нет, нет, что это я придумал? Это не то? Старый скряга! О, как я мог забыть об этом? Старый скряга!
Этот взаимный обмен любезностями, весьма взбодривший сэра Бонами, не доставил удовольствия никому, кроме, пожалуй, почтенной вдовы. Она издавала резкий смех, но было неясно, что является его причиной – веселье или желанье сорвать свою злобу на ком угодно, будь-то ее знакомый – как и в этом случае – или же человек, с которым она никогда в жизни не встречалась.
К тому времени, когда обед подошел в концу, даже леди Денвилл, которая без видимых усилий все время держалась с восхитительной беззаботностью, почувствовала, что чем раньше ее галантный, но престарелый воздыхатель уедет, тем лучше будет для всех; и она тихо дала указание Нортону подать чай не позднее половины девятого. Поскольку у Кресси не было возможности предупредить ее о том, что почтенной вдове известна ее позорная тайна, она не была готова встретить нападки этой замечательной восьмидесятилетней старухи, с которыми та набросилась на нее, едва только закрылась дверь гостиной, и не смогла сделать ни малейшей попытки защититься. Она лишь склонила свою прелестную головку перед этой бурей и смиренно произнесла:
– Я знаю, я знаю, но я в самом деле не думала, что это может быть источником стольких неприятностей! Это моя ошибка.., я виновата во всем! Говорите все, что хотите про меня, мэм, но, пожалуйста, пожалуйста, не вините в этом Кита!
В конечном итоге подобная тактика сослужила ей хорошую службу, и Кресси, уже бросившаяся было на ее защиту, поняла это. Престарелая леди раздраженно воскликнула:
