– Вот, – сказала я. – Поздравляю с днем рождения, Ираклий Андронович. Надеюсь, вам понравится.
– Откуда узнала? – удивился хозяин. И тут же сам ответил: – Виталик! Я же его просил!..
– Это не важно, – сказала я. – Вы посмотрите сначала, потом будете сердиться.
Ираклий Андронович принял небольшой серебряный медальон на длинной цепочке. Взглянул на меня, приподнял бровь. Я кивнула, отвечая на незаданный вопрос.
Именинник осторожно подцепил ногтем тоненькую щель между створками, поднял вверх крышку и застыл, разглядывая содержимое.
Прошла минута, потом другая.
– Нравится? – неуверенно спросила я.
Ираклий Андронович поднял голову и посмотрел на меня с тем же необъяснимым выражением глаз, которое я видела раньше.
– Это оригинал, не копия! – поторопилась уточнить я. – Маму писал один итальянский художник, кажется, в восьмидесятом году. По-моему, очень славная миниатюра. Маме портрет нравился.
Ираклий Андронович сделал бесшумное глотательное движение и тихо сказал:
– Мне тоже нравится. Спасибо, Маша.
– Рада, что угодила.
Ираклий Андронович закрыл медальон, чуть помедлил и повесил его на шею. Оттянул ворот свитера, спрятал медальон под рубашку, на мгновение придержал его ладонью у сердца. Он немного растерянно покосился на меня. Но я отвела глаза в сторону и сделала вид, что не заметила этого сентиментального движения.
Ираклий Андронович стукнул тростью по носкам замшевых домашних туфель и вдруг весело сказал:
– Давно у меня не было такого праздника! Идем, Маша, я хочу тебе кое-что показать!
Церемонно согнул руку в локте, я положила ладонь на сгиб. И мы медленно пошли через уже знакомую мне анфиладу комнат.
* * *
У закрытой двери в «зал искусств», как я его мысленно окрестила, мы остановились.
Ираклий Андронович торжественно попросил:
– Закрой глаза.
Я не стала спрашивать зачем. Улыбнулась и выполнила невинный хозяйский каприз. Ираклий Андронович отворил дверь, взял меня за руку, и мы осторожно двинулись вперед: слепой и поводырь. Я машинально принялась отсчитывать шаги: один, два, три, четыре, пять…
И когда досчитала до двадцати пяти, хозяин скомандовал:
– Стоп!
Я замерла на месте.
– Можно открыть глаза?
– Открывай, – разрешил проводник.
Я медленно подняла веки. Судорожно вздохнула и прикусила губу, чтобы не ахнуть.
Прямо передо мной на центральной стене висела только одна картина. Но какая!
– Не может этого быть, – сказала я твердо.
– Может!
– Господи боже!
Я сделала еще два шага вперед, закинула голову, рассматривая последнее приобретение коллекционера.
Колеблющееся пламя факелов вырвало из темноты фигуры бравых офицеров, патрулирующих старый город. Знаменитый «Ночной дозор» Рембрандта. Растиражированное название благодаря бестселлеру одного современного писателя. В картине нет элементов модного сейчас жанра «фэнтези»: ни вампиров, ни магов, ни оборотней. Только рота бесстрашных солдат, шагнувших к нам из семнадцатого столетия.[1]
– Не могу поверить, – сказала я, нарушая молчание.
Ираклий Андронович не ответил. Я обернулась, взглянула на хозяина дома. Он стоял, закинув голову вверх. На губах бродила легкая умиротворенная улыбка.
– Если бы ты знала, сколько я за ней гонялся!
– Умоляю, ничего не рассказывайте! – быстро попросила я.
Ираклий Андронович снисходительно усмехнулся, хотел что-то сказать, но не успел. Открылась дверь, в зал вошел Виталик.
Лицо Ираклия Андроновича неуловимо изменилось. Брови чуть нахмурились, умиротворенная улыбка спряталась за твердо сжатыми губами.
– В чем дело?
– Вам звонил Асафьев…
– Я перезвоню ему позже, – оборвал Ираклий Андронович, не дослушав.
Виталик почтительно наклонил голову и вышел. Ираклий Андронович проводил его мрачным взглядом.
– Да, – сказал он, когда дверь закрылась. – Смотрю я на молодое поколение и теряю веру в завтрашний день.
– Почему?
Ираклий Андронович пренебрежительно оттопырил губу.
– Чего они хотят от жизни? Вот чего, к примеру, хочет этот парень? Знаешь?
– Догадываюсь, – сдержанно ответила я. – Наверное, того же, что и вы. Денег и независимости. Между прочим, того же хотят и остальные жители планеты. Невзирая на возраст и пол.
– Да, хотят, – согласился Ираклий Андронович. – Только для чего им деньги, для чего? Ты над этим задумывалась?
Я пожала плечами. Ираклий Андронович переложил трость из одной руки в другую и сменил точку опоры. Я оглядела зал в поисках кресла или дивана, но ничего такого не увидела. Наверное, хозяин дома считает, что рассматривать произведения искусства сидя просто неприлично.
– Вот представь: получит Виталик деньги, – продолжал Ираклий Андронович. – Что он с ними сделает?
Я снова пожала плечами. Что попусту рот открывать? И так понятно!
Собеседник не дождался ответа и ответил сам:
– Купит дом на Гавайях или на Лазурном берегу, обзаведется пятью машинами и десятью мотоциклами. Потом ему покажется этого мало, он сменит дом на виллу в Палермо или на Дворец дожей в Венеции. Понавешает на дверях золотые ручки, поставит золотой унитаз, вкрутит золотые краны. Пригласит гостей, таких же недорослей, как он, и начнется бесконечная пьянка. Они хором заблюют бесценный мрамор и отправятся заниматься зоофилией. Потому что женщин для таких уродов не существует. Для них выведена специальная порода: телки!.. – Ираклий Андронович задохнулся и тяжело перевел дух.
Я молчала, потому что мне неожиданно стало страшно. Да и что я могла сказать? Что Ираклий Андронович ищет достойную смену не в тех кругах?
– Знаешь, я с ним как-то разговорился, – продолжал хозяин дома. – Так, от нечего делать. Виталик свято верит, что богатые договорились, какие картины и какие художники будут считаться великими. Ну и соответственно стоить. В общем, что у богатых это ритуал. Виталик страшно страдает при мысли о том, что и ему придется освоить этикет. Если, конечно, он разбогатеет.
Я засмеялась.
– Зря смеешься, – сказал Ираклий Андронович. – Все мировые беды происходят оттого, что деньги попадают не в те руки.
– А какие руки «те»? – полюбопытствовала я.
