Книга Женщина в клетке, или Так продолжаться не может - Юлия Шилова

Уважаемая Юлия, я преклоняюсь перед женщинами, добившимися вжизни настоящего успеха, особенно когда жизнь была «мачехой». К своей судьбе уменя двойственное отношение, с одной стороны, я считаю себя вполнесостоявшимся, счастливым человеком, с другой - не знаю. До последнего не былауверена, что отправлю письмо: нелегко делиться бедами, оставившими в душе неодин шрам.

С самого детства мне всего нужно было добиваться самой. Исейчас, спустя годы, думаю: «А победы ли это быт ?» Я родилась в благополучной семьев сибирском городе, где отец занимал хорошую должность на шахте. Мама говорила,что он меня очень любил, только я его любви почти не помню. После аварии нашахте отец уехал к себе на родину, в Крым, обещал нас забрать, но встретил тамстарую любовь и уже не вернулся. Тогда мне было всего три года. Помню, приехалив Крым, и отец все спрашивал: «С кем ты хочешь жить, доченька?» А я отвечала:«С папой и мамой». В итоге мама осталась с нами одна. А потом маме сделалпредложение человек, который не побоялся взять женщину с двумя детьми (старшийбрат был от предыдущего брака). После этого в нашей семье родились еще двоедетей. Жили мы не богато, но и не бедно, как тысячи советских семей. Потом мамазаболела, и мы всей семьей переехали в Адлер, к бабушке. Это был отчаянный шаг:мы оставили хорошую квартиру, приличные заработки, друзей и родственников. ВАдлере не было ничего, даже надежды, что станем жить лучше. Родители устроилисьработать в совхоз, нас поселили в горах, в оторванном от мира армянском поселке,в бывшей казарме. У отчима зарплата была шестьдесят рублей, а мама находилась вдекретном отпуске. Все лето я с братишкой с 6 утра уходила собирать взаброшенных садах все, что созрело: груши, фундук, инжир и ежевику. До сих порпомню, как до крови обдирала нас эта ежевика. До жары мама уезжала на адлерскийрынок, а я оставалась за хозяйку дома и за няньку. Первые месяцы мы всей семьейжили на фруктово-ягодные деньги. А еще мы с братом снабжали семью водой. Водабыла привозной, и ее таскали ведрами километр туда и обратно. А еще копалиогород, где было немереное количество камней. Я в свои пятнадцать лет и недумала о нарядах, но, когда пошла в школу, поняла, что очень отличаюсь от своихсверстниц. Из школы я вернулась в слезах. К счастью, к нам приехала маминаподруга - хорошая портниха - и за выходные сшила мне новую юбку и блузку. Впонедельник я летела в школу как на крыльях и казалась себе необыкновеннокрасивой. Л на перемене ко мне подошел старшеклассник, положил поверх книгиденьги и сказал: «Сегодня ты пойдешь со мной». Помню, я не сразу поняла, чтоэто значит, а когда поняла, меня затрясло от унижения. Все вокруг стоялисмотрели и ждали, какая будет реакция. Я сбросила деньги на пол и хотелаубежать. Но он перегородил дорогу и спросил с насмешкой: «Что? Мало? Ядобавлю». Тогда я его ударила, а он ударил в ответ, и никто за меня незаступился. Это перевернуло мое представление о благородстве и о многом другом.Позже я поняла, что армянские парни на курорте привыкли, что все девушки инойнации - шлюхи. Целый год я боролась за свою честь, и в 10-м классе уже ни одиниз моих одноклассников не смел подойти ко мне с гадостью. Школу я окончилахорошо, немного не дотянула до медали. Только эту радость омрачили: целый месяцне давали аттестат без сочинской прописки. С тех пор я очень хорошо понимаюбеженцев и людей, оставшихся без документов. Я хотела учиться и уехала вКазань, где жил мамин дядя. Оказалось, что ни в один из институтов, куда яхотела поступать, не принимали без казанской прописки. Я билась полгода, апотом поступила на работу ученицей в отделе кадров одного из торгов. Туда меняустроил дядя, сказав, что поступить заочно будет гораздо легче. Он настаивал наторговом институте, а я мечтала об институте культуры. Спорить не стала, нопровалилась на первом же экзамене, ведь я не была «блатной» - простая сопливаядевчонка, больше всего на свете увлеченная литературой и историей. В ту осень явстретила будущего мужа и приняла предложение мужчины гораздо старше меня. Кнему испытывала лишь симпатию, а отнюдь нелюбовь. За годы семейной жизни японяла, что любовь рождается после, а уважая друг друга, можно прожить гораздолучше, чем бежать замуж по горячей любви, а потом разочароваться. Муж: жилвместе с родителями и честно предупредил, что они - инвалиды, но я с наивностьюдевятнадцатилетней девчонки сказала: «Я им буду помогать и никакой работы небоюсь». Могла ли я знать, что старикам будет нужна не моя забота, а мои слезы.Скандалы начались едва ли не с первого дня. Виновата во всем была я, даже в том,что вошла в их семью, будучи непонятно кем (моя мама - татарка, а отец -украинец), и их чистую, русскую кровь испоганила. Оказалось, что я - колдунья,приворожила их сына, и много чего другого. За день на меня выливалось столькогрязи, что сил сопротивляться не было. Я опасалась заходить в дом без мужа,после работы часами мерзла на скамейке. Рождение детей ненадолго улучшилоситуацию. Свекровь любила по утрам выскакивать из квартиры и, пока я бежала донижней площадки, кричать вслед мне всякие мерзости. От обиды я приходила наработу зареванная, и только там я успокаивалась: девчонки меня поддерживали.Заочно поступила в техникум, потом в институт. Карьера пошла вверх, на работеменя уважали, и уходить оттуда по вечерам не хотелось. Так бы и свернулась калачикомгде-нибудь на стульях и ночевала. Тем более что свекор мог и избить. Несмотряна инвалидность, он был сильный, крупный мужчина, а я - маленькая, худенькая.Никто не верил, что у меня двое детей. Детей я любила, но теперь понимаю, чтоони были, по большому счету, заброшены. Как в такой нервной обстановке я моглаполноценно заниматься ими? Все, что давала, - это еду, чистую одежду и постель,да поцелуи украдкой от стариков. Собой я становилась только раз в году, когдамы уезжали в Адлер в отпуск, могла там расслабиться, смеяться сколько хочу.Может, я и решилась бы уйти из семьи к родителям, но у них были еще двоемладших, и мне стыдно было садиться им на шею с двумя своими детьми. Так всостоянии войны я прожила 13,5 года. А потом мы наконец купили квартиру -старенькую хрущевку, но как я была счастлива! Помню, ходила по грязным комнатамс ободранными обоями и паутиной по углам и чувствовала себя самым счастливымчеловеком на свете! Правда, первый же год счастья был омрачен: вскоре пьяныйсвекор заявился к нам, закатил скандал и избил меня. Только это был мой дом! Ярассвирепела, схватила первую попавшуюся под руку туфлю и поколотила его. Какпотом выяснилось, я сломала свекру ключицу, и он подал на меня в суд. Судя потому, каким артистом был мой свекор, мне грозил срок. Он мог где надо и слезупустить, и советскую власть на помощь призвать. В то лето я ходила как неживая,не радовало даже то, что стала начальником отдела кадров. С меня взяли подпискуо невыезде, как с преступницы. Что греха таить, в те дни приходила даже мысль осамоубийстве. Свекровь всем соседям говорила, что они меня посадят, и открыторадовалась, а свекор как-то передал мужу, что заберет заявление, если я попрошупрощения. Но тут во мне взыграла гордость! Все многолетнее унижение всплылоперед глазами, и я сказала, что лучше сяду в тюрьму, чем пойду просить прощениеза то, в чем не виновата. В конце концов свекор все же забрал заявление. Незнаю, что его подвигло на это. Он умер примерно через год после этого - пилнесколько дней в жару, похоже, сердце и не выдержало. Позже умерла свекровь.Она звала меня несколько раз, но не от чистого сердца, и я не пошла. Теперь яизбавилась от страхов и ненависти, связанными с той жизнью, и вступила в новую.А потом началась еще одна черная полоса в моей жизни, муж заболел, а потомлишился работы. Теперь занимаюсь его здоровьем и с надеждой жду, когда наступитследующая светлая полоса в моей жизни. А она придет, я верю!