Это имя мне ничего не говорило. Может, у меня все-таки амнезия.
— Вы и не знали, да? — Он хмыкнул. — Этот ваш шофер был самым страшным киллером преступного мира Токио. Ему дали кличку Омар, потому что у него на правой руке осталось всего два пальца. Остальные боссы ему отрезали за внеплановые убийства.
Я чуть не поперхнулся своей соломинкой. Синто Хирохито, Омар. Не удивительно, что он не снимал белых водительских перчаток. Интересно, отрастить усы его заставили тоже в наказание?
— Квайдан все спланировал очень аккуратно. Этот стриженый парнишка, Хидэо Тамаси, берет на себя убийство Омара. Говорит, что это было возмездие за сожжение Сато Мигусё.
Но Омар этого не делал, — написал я.
— Конечно, нет. Но с его репутацией на это купятся. Он слишком мертв, чтобы себя защищать, а Флердоранж была единственной свидетельницей. Если ее убрать, наговорить можно что угодно.
Какое-то время я все это переваривал, но так ничего и не понял. Даже если у Квайдана слегка поехала крыша, я все равно не понимал, какая ему польза сдавать одного из своих. И еще кое-что меня беспокоило.
Брандо Набико? — написал я.
Человек в Шляпе прочитал вопрос и покрутил фальшивые усы. Затем посмотрел на меня, будто меня тут и не было.
— Повесился, — тихо сказал он. — Часа через два после того, как вы покинули его квартиру.
Итак, веревка у него все же была. Как ни ужасно, это первое, что пришло мне в голову. Я подождал, что еще меня осенит, но так и не дождался.
Человек в Шляпе вздернул голову в парике.
— А теперь у меня вопрос. Как вы узнали, что в «Геймбое» жучок?
Виски колом встало у меня в глотке.
— Этот частный детектив все подслушал, даже слова Брандо «свет, камера, мотор». Когда мы туда добрались, Брандо был мертв. Он оставил вот это.
Он протянул мне сложенную бумагу. Записка. Одно предложение в центре девственно белого листа:
Сато Мигусё был моим отцом.
Та еще записочка.
— Парень, конечно, был полоумный, но мне его чуточку жаль, — сказал Человек в Шляпе.
Мне было жаль всех. Мы все без исключения полоумные, черт возьми.
— Быть ребенком Квайдана довольно трудно. У меня бы тоже, наверное, разыгралась фантазия.
Секунды две я сидел и кивал, размышляя о том, какие мы все полоумные, а потом до меня дошло. Виски брало свое, моя соображаловка замедлилась. Может, это оттого, что пытаюсь переварить всю эту информацию в один присест. Но когда до меня дошло, я был просто ошарашен.
Не сын Сато.
Сын Квайдана.
Схватив ручку, я стал быстро писать. Длинную записку с гроздьями запятых. Потребовалось пять салфеток, чтобы все изложить, но как хорошо было снова писать, размышлять пером.
Я передал стопку салфеток Человеку в Шляпе. Он прочитал.
Там было все. Как Брандо не годился в гангстеры, потому что был артистичен и чувствителен. Как расстраивался Квайдан, что не может просто отрезать парню пальцы, а вынужден мириться с тем, что его плоть и кровь боготворит занюханного кинорежиссера. Как киностудия долгое время не давала денег на фильм Сато, но держала его в штате из благодарности за прежние заслуги. Как Квайдан уговорил Мигусё взять парня под крыло, чтобы приободрить Брандо. Как Ямагама в свою очередь оплачивали провал за провалом. Но Брандо об этом так и не узнал. Как он думал, будто Сато взял его к себе, потому что разглядел талант. Как конфронтация из-за «Разборок в Токио» в конце концов вынудила Мигусё сказать правду — правду, которую Брандо не принял. Как он сорвался и убил Мигусё.
Человек в Шляпе читал салфетки, время от времени кивая. Когда он закончил, его лицо расплылось в улыбке.
— Вы все правильно поняли. Некоторых аспектов мы и не знали. Но удивительно, что вы упустили фамилию. Набико.
Даже с подсказкой я додумался не сразу. А додумавшись, удивился, как я не заметил. «Набико» — имя героя «Жестоких сумерек молодости», шедевра Сато о проблемах молодежи. В фильме Набико гибнет от ножа в драке, защищая дурочку-сиротку от хулиганов. То, что сын Квайдана идентифицировал себя с этим персонажем настолько, что взял его имя, о чем-то говорило, хотя я не знал, о чем.
Человек в Шляпе помахал салфетками:
— Вы не против, если я их заберу? Для «Хроник».
Я пожал плечами. Он аккуратно запихнул салфетки в карман пиджака.
— Нет необходимости говорить, что Квайдану нелегко. С одной стороны, он ненавидел своего парня, но Брандо ему все же сын. В итоге Квайдан может вообще потерять рассудок. И тогда будет хреново.
Я кивнул. Потрясенные гангстеры жаждут моря крови. Наступит оргия паранойи, ненужного насилия. В итоге Ямагама-гуми выступят против вожака. Его царствование, вероятно, закончится пулей в затылок. Я почему-то надеялся, что пистолет будет держать Перманент.
Несмотря на неподвижную челюсть, я сделал попытку улыбнуться самому себе. Я вспомнил фильм о якудза, который страдает «старческим слабоумием». Сато снял этот фильм в зените славы. Потеряв ощущение реальности, слабоумный якудза вводит преступный мир в состояние хаоса. Великолепный был фильм. Чертовски смешной и даже отчасти трогательный. Сато мог им гордиться. Хотя я и не мог вспомнить название.
— Мне пора идти, Билли. Больше обсуждать нечего. Я ушел на пенсию. Организация дала мне хорошую пенсию, и я планирую немедленно этим воспользоваться. Да, чуть не забыл…
Он покопался в дипломате, вынул огромную цветную папку и кинул ее на стойку бара. На обложке было панорамное изображение сочно-зеленой полосы, обрамленной массивными дубами, листочки шевелятся на мягком летнем ветерке. Наверху красивым заниженным шрифтом было выведено: «Гольф-клуб „Джун-парк“». Внутри лежал членский билет на имя некоего Билли Чаки.
— Это в Корее, — сказал он. — Полагаю, в ходе ваших командировок вы будете там появляться время от времени. Кроме того, это поле лучше, чем крошечные поля в Японии.
Я безразлично смотрел на папку. Мне не хотелось никого обижать, но особого восторга от изображения поля для гольфа и листка бумаги с моим именем я не испытывал. Видимо, дело в темпераменте.
— Ну, если этого не достаточно, тогда, может, это. — Он снова заглянул в дипломат и извлек пачку крупных банкнот. Он проделал это несколько раз, укладывая рядом пачку за пачкой. Когда он закончил, на стойке бара неподвижно возвышалась пирамида банкнот. Я столько денег никогда не видел. На них можно было купить кучу мячей для гольфа.
— Двести семьдесят три тысячи четыреста четыре доллара, как договаривались, плюс немного сверху за беспокойство. Не благодарите меня, я всего лишь посыльный. — Он улыбнулся.
Он так это сказал, что я задумался.
На этот раз я не утруждал себя писаниной, я и так все понял.