На мгновение он остановился, спрятавшись за последним выступом коридора. Голос Элдеро теперь звучал громче, но слова были по-прежнему непонятны. Одно Перо знал много индейских наречий, но такое было ему незнакомо. Возможно, Элдеро пел на языке индейцев, населявших эту землю задолго до нынешних племен, и лишь немногим избранным досталась в наследство их мудрость.
Песня звучала мрачным предвестием смерти. Не той, которую один человек может уготовить другому или принять от его руки. А той, что похожа на ночь без луны, без звезд, без обещания рассвета.
Он набрал в грудь побольше воздуха и осторожно выглянул из-за каменного выступа.
Элдеро сидел на полу спиной к входу и раскачивался взад-вперед. Казалось, голос его исходит не из горла, а из глубин его существа.
Вдруг старик поднял кверху ту самую чашу, в которой вершил свой странный обряд там, под открытым небом.
Как только он снова опустил чашу и склонил над ней голову, Одно Перо решил, что пора действовать. Он покинул свое укрытие и, бесшумно двигаясь, очутился за спиной Элдеро. Левой рукой он схватил его за волосы, прося прощения у духов, а правой перерезал вождю горло.
Пение оборвалось.
Элдеро повалился на бок, и кровь потоком хлынула из раны, заливая пол. Перед смертью старый вождь все же сумел повернуться, как бы для того, чтобы удостоверить личность убийцы.
На лице его не отразилось удивления, но он сделал то, от чего по телу Одного Пера прошла страшная судорога.
Улыбнулся.
Прежде чем закрыть глаза и начать путешествие в царство мертвых, он послал своему убийце улыбку, которая осталась на лице и после того, как душа его отлетела.
Одно Перо вскочил на ноги. Страшный холод пробрал его до самых костей. Нет, он не возьмет с собой скальп мертвеца, лежащего у его ног. Если он это сделает, несчастья будут преследовать его до конца дней.
Вдруг он увидел то, что прежде Элдеро заслонял спиной, – большой сосуд из желтого металла. Навахи называют его óóla, а белые поклоняются ему, именуя золотом. По нижнему краю сосуда были высечены слова на языке, которого Одно Перо не знал. Солнечные блики играли на блестящей поверхности цвета спелой пшеницы.
Сосуд был наполнен белым песком, на вид очень тонким, почти неосязаемым. А в центре темным пятном возвышалась горстка золы, которую Элдеро пересыпал из чаши. Это были знаки жизни и смерти – белый рассвет и черная ночь, солнечные блики на поверхности воды и непроглядная тьма в земных недрах.
Одно Перо благоговейно приблизился к священному сосуду. Но он слишком долго якшался с белыми, чтобы не заразиться их алчностью.
Он взялся за сосуд обеими руками, и глаза его загорелись иллюзорным блеском богатства, которое ждет его в мире людей.
Но так и не смог оторвать сосуд от земли.
Внезапно нестерпимая боль пронзила его голову тысячей раскаленных клинков. От этой боли он сразу ослеп и упал на колени. В памяти не осталось ничего, кроме адской муки, какую едва ли когда-либо переживал человек.
Он не видел мелкого земляного дождя, посыпавшегося с потолка пещеры. Не слышал, как земля засыпает его одежду и руки тонким покрывалом. Он только чувствовал нечеловеческую боль от тысяч, и тысяч, и тысяч раскаленных клинков, пронзающих каждую клетку тела, в то время как рассудок его тщетно искал спасения в безумии.
Он упал, моля всех богов о пощаде и зная, что ее не будет.
Это длилось всего несколько мгновений. Но когда смерть принесла ему избавление от мук, Одно Перо, мысленно оглядываясь назад, понял, что путь к ней был бесконечным.
Враг
Глава 33
Четверо в пещере хранили молчание.
Казалось, никто не в силах его нарушить, поскольку все они погрузились в непролазную трясину фантазий, догадок, одна безумнее другой. Отныне время как будто принадлежало окрестным скалам, корням растений, чудом угнездившимся в потолке пещеры, пыли на подошвах, а вовсе не людям, ставшим свидетелями слишком давнего и слишком запутанного преступления.
Роберт опомнился первым и указал на скалящийся разбитый череп у его ног.
– Господи Исусе, это ж с ума сойти можно! Чарли, ради всего святого, скажи, что это значит?
Старый Чарльз Филин Бигай был больше всех поражен этим зрелищем. Морщины, казалось, пробиты на каменном лице ручьями слез.
– Это старая и непонятная история. По крайней мере, я так думал.
Джим взял его за руку.
– Но если теперь ты что-то в ней понял, может, попытаешься объяснить нам?
Чарли огляделся и сел на каменный выступ.
– Чтобы понять ее, надо вернуться далеко назад. К мифу навахов о Сотворении мира.
Все переглянулись: если понять так трудно, то объяснить наверняка еще труднее.
– Согласно нашим верованиям, Вселенная предстает нам как несколько наслаивающихся друг на друга миров. В начале времен первый слой приютил мирное племя насекомых. Оно едва насчитывало десяток существ мужского и женского пола. Стрекозы, муравьи, майский жук, скарабей, устрица и саранча. Все они жили в самом центре Земли, освещенные красным светом, под покровительством четырех добрых богов. Но племя насекомых предавалось блуду, и когда боги это заметили, то изгнали их всех.
Джим знал эту историю. Это была легенда о земном рае, который людская тупость и жажда власти сделали недоступным даже в воспоминаниях.
– Через отверстие в небесном своде насекомые попали в голубой мир, населенный племенем ласточек, которые проникали в свои дома через крышу. Вновь прибывшие обратились к ласточкам с дружеским приветствием, и добрые ласточки приняли их в свой мир. Но спустя двадцать четыре дня вождь местного племени узнал, что пришелец совратил его жену. Тогда насекомые были вновь изгнаны. Последовав совету ветра, они с великими трудностями добрались до желтого мира, что расположен над миром ласточек.
Чарли наклонился, подобрал с пола горсть невесомой пыли и стал медленно высыпать ее сквозь пальцы.
– Там жило племя саранчи, и отношения насекомых с ними сложились не намного лучше, чем с ласточками. В конце концов насекомые были вынуждены бежать и отсюда в вышестоящий черный мир.
Пыль высыпалась, и ладонь осталась пуста.
– В этом мире не было солнца, луны и звезд. Здесь насекомые встретили существ обоего пола, называвших себя «сунья». Они показали пришельцам поля маиса, огороды, где росли тыквы и фасоль. Насекомых пригласили поселиться в этом мире, и те, памятуя о прошлом, изменили свои повадки. Так что все долгое время жили дружно. Но вот однажды в мир явились четыре разноцветных божества. Красное, синее, желтое и черное. Они показали жителям немало чудес, но главным из них было чудо сотворения из маисовых початков, белого и желтого, первого мужчины и первой женщины. Они населили мир своим потомством, и символом новой цивилизации стала свастика, впоследствии перенятая нацистами.
